«ПОЭТЫ-КРЕЩЕННЫЕ ЕВРЕИ»

Гетто избраничеств! Вал и ров.

По-щады не жди!

В сем христианнейшем из миров

Поэты - жиды!

(Марина Цветаева)

Самоощущение личного, национального и общечеловеческого сильнее всего проявляется в поэтическом слове. Рассредоточение евреев по многим странам и континентам явились причиной того, что многие поэты-евреи создавали свои произведения на разных языках мира. Литература на иврите существует 33 века. Заметный след оставила еврейская поэзия на испанском и арабском языках в годы раннего средневековья, а в последние 2 века - на европейских языках. Немногим более века назад евреи вошли в русскую поэзию и сразу заняли в ней ведущие позиции: Саша Черный, Мандельштам, Пастернак, Галич, Коржавин. Перечень еврейских фамилий можно было бы продолжить, но ограничусь только этими именами - именно они связаны статьи: о крещенных евреях в русской поэзии. Все они крестились.

Имя Бродского осталось вне этого перечня, так как в публикациях и в выступлениях близких поэту людей подчеркивалось, что он никогда не крестился. К примеру, Илья Кутик говорил: «Бродский не был ни иудеем, ни христианином, он хотел быть кальвинистом…». По воле жены Бродского на его могиле установлен крест. Нельзя исключить, что поэт предвидел такую возможность, написав стихотворение «Я памятник воздвиг себе иной».

Вопрос крещения выдающихся поэтов многих людей приводит в смятение. Почему эти уважаемые, талантливые и близкие по крови люди ушли от своих корней, сделали себя русскими «просто так», не отрекаясь формально от еврейства? Некоторые их них даже не меняли фамилий.

Русская поэзия 19 века была простой, доступной, музыкальной и легко воспринималась. А вот в поэтическом иносказании поэтов 20 века порой даже маститые литераторы не всегда понимают смысл творений своих коллег.

Так Бродский просил Надежду Мандельштам прокомментировать одно из стихотворений мужа. Но и она не смогла дать ему расшифровку.

"Стихи Цветаевой подчас трудны, требуют вдумчивого распутывания хода ей мыслей" - писала Анастасия Цветаева. Понять иносказания поэтессы не всегда доступно не только простым любителей поэзии, но и тем, для кого изучение творчества Цветаевой стало профессией. Например, критик В.Лосская считает, что в словах поэтессы часто "сказывается вся путаница её (Цветаевой) эмоциональных реакций".

Очень известны и часто цитируются строки из «Поэмы конца» Марины Цветаевой:

С.Рассадин комментирует так: «Ведь гетто избранничеств, а не изгнанничеств, такое гетто, жаловаться на пребывание в коем также бессмысленно (да и захочется ли?) как просить Б-га избавить от ниспосланного им дара… «Жид» в том самом смысле, в каком применила слово к себе самой и себе подобным славянка Цветаева».

Два года после создания «Поэмы конца» Цветаева написала в одном письме: Евреев я люблю больше русских и может быть очень счастлива была бы быть замужем за евреем, но - что делать - не пришлось.

Александр Михайлович Гликберг - Саша Черный писал о себе: «Сын провизора. Еврей. Крещен отцом десяти лет от роду для определения в гимназию». Выдержал экзамен, он не был принят из-за процентной нормы. Отец решил его крестить. Вот и вся причастность Саши Черного к христианству.

Поэт родился в зажиточной, но малокультурной еврейской семье. Мать - истеричная женщина и жестокий, скупой отец создали в семье нетерпимую обстановку. Вслед за своим братом, Саша бежал из дому. Ему было тогда 15 лет. Дальнейшая его жизнь прошла в мире, далеком от религии.

Саша Черный - поэт сатирик. Его острое перо жалило не только царя и политиков, за что он был арестован и привлечен к суду. Не в меньшей степени доставалось «русскому обывателю» и «истинно - русскому еврею». Особенно беспощаден поэт был к антисемитам, живущим под лозунгом: «Жиды и жидовки, цыплята и пейсы.\ Спасайте Россию, точите ножи!» (Юдофобы). Интересны следующие строки Саши Черного: «Но, что - вопрос еврейский для евреев. \ Такой позор, проклятье и разгром, \ Что я его коснуться не посмею \ Своим отравленным пером». Глубинных христианских мотивов в творчестве поэта мне не удалось обнаружить.

Мандельштам подобно Гейне хотел объединить иудаизм с эллинизмом, и также мучительно и принужденно пришел в христианство. Он изменил вере отцов, но как бы не до конца. Поэт не пошел в православную церковь, а выбрал протестантскую кирху в Выборге. Он не крестился водой.

Перейдя же в христианство, он никогда не отказывался от своего происхождения и званием еврейства, которым всегда гордился. «Память крови» была у Мандельштама своеобразной. Она восходила к библейским царям и пастухам, когда ещё не было христианства, а более поздний период, когда победило христианство, по мнению С.Расадина, он начисто забыл.

В сталинский период Мандельштам стал побаиваться тоталитарной власти единобожия, и утешал себя тем, что христианское учение о троичности больше подходит его страдальческой натуре. Мандельштам, говорила Надежда Яковлевна, «побаивался ветхозаветного бога и его тоталитарной грозной власти». Он говорил, что учением о троичности христианство преодолело единовластие иудейского Бога. «Естественно, что мы страшились единовластия». Это высказывание, по мнению отдельных критиков, можно трактовать как приверженность Мандельштама к христианству.

Какой же он христианин, если к мученичеству у него не было никакого влечения? Всю жизнь Мандельштам жил в нужде и очень от этого страдал, совсем не по-христиански.

Сложным и противоречивым было отношение Мандельштама к еврейству. Он вспоминал о постоянном стыде ребенка из ассимилированной еврейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении иудейского ритуала, за «хаос иудейский» (...не родина, не дом, не очаг, а именно хаос»).

В 20-е годы жизнь Мандельштам прошла в метаниях между христианством («теперь всякий культурный человек - христианин») и иудаизмом («какая боль... для племени чужого ночные травы собирать»). Позднее он восхищается «внутренней пластикой гетто», отмечает мелодичность и красоту языка идиш, логическую уравновешенность иврита.

В «Четвертой прозе» он сказал: «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе и в особенности в России, несовместимо с почетным званием иудея, которым я горжусь».

Самый неприкаянный из всех русских поэтов, Осип Мандельштам в одном все-таки был удачлив: нашел женщину хранительницу. Надежда, урожденная Хазина, тоже была еврейкой, крещенной в детские годы. Она пережила поэта на 42 года и посвятила свою жизнь делу увековечения памяти поэта. Книга «Воспоминаний» принесла Надежде Мандельштам мировую известность.

В 1936 году Пастернака клеймили за строки «В родню чужую втерся».

Стараясь как-то изгладить свою еврейскую «вину», поэт слишком увлекся русским началом в своем творчестве, что даже преступил границы дозволенного: в 1943 году А.Фадеев обвинил Пастернака в великодержавном шовинизме.

Поэт этого не скрывал: «во мне есть еврейская кровь, но нет ничего более чуждого мне, чем еврейский национализм. Может быть только великорусский шовинизм. В этом вопросе я стою за полную еврейскую ассимиляцию...».

После появления в Европе «Доктора Живаго» мировая еврейская общественность осудила поэта за так называемый интеллигентный антисемитизм и отступничество. Узнав об этом, по словам Ивинской, «Боря посмеивался: - Ничего, я выше национальности». И Цветаева говорила: с какой-то точки зрения и Heine и Пастернак не евреи...

О крещении Пастернака достоверно ничего не известно. Поэт в письме к Жаклин де Пруар однажды признался, что «был крещен в младенчестве моей няней... Это вызвало некоторые осложнения, и факт этот всегда оставался интимной полутайной, предметом редкого и исключительного вдохновения, а не спокойной привычки». Состоялось ли оно по самоуправству какой-то няни в тайне от всей семьи?! Наверно никогда не станет известным, было ли такое событие реальным или надуманным, художественным образом, созданным воображением поэта. Однако при поступлении на философский факультет Маргбургского университета, Б.Пастернак, отвечая на вопросы о вероисповедании, записал: «иудейское».

Пастернак советовал Ивинской записать о его паспортных данных: «Национальность смешанная, так и запиши». Любимая женщина хотела представить Пастернака чисто русским поэтом. В главе «Анкета» из книги воспоминаний «В плену времени» Ольга Ивинская поведала о поэте: «Крещенный во втором поколении, еврей по национальности, Б.Л. (Борис Леонидович) был сторонником ассимиляции». Это только наполовину соответствует истине. Отец его Леон Пастернак «до конца своих дней остался евреем».

В многогранном творчестве Пастернака нет ни строчки о катастрофе европейского еврейства. А вот в творчестве Наума Коржавина этой теме уделено немало страниц. Он писал о Бабьем Яре, о «мире еврейских местечек..., синагогах и камнях могил», о своем ортодоксальном деде, о судьбе еврея-иммигранта, о различных аспектах еврейского самоощущения.

Галич искренне поддержал доктрину ассимиляции советского еврейства. «Меня - русского поэта - «пятым пунктом» отлучить от этой России нельзя». Его драма «Матросская тишина», по сути провозгласившая ассимиляцию, имела первоначальное название «Моя большая земля». Такими словами еврея Давида заканчивалась пьеса. Театральные идеологи потребовали заменить название.

Генрих Бёль заметил, что творческие люди тоталитарных стран ищут выход в религии, тогда как в демократических странах становятся атеистами.

Может быть в этом причина крещения Галича и Коржавина?

У них был один крестный отец, тоже из евреев - Александр Мень, человек большого таланта и обаяния. К сожалению, в среде российского еврейства такого гениального проповедника не оказалось.

Об отступничестве Галича и Коржавина я узнал совсем недавно, по приезде в Америку. Я не исключил их из круга поэтов, к которым, я часто возвращаюсь и перечитываю. Но вопрос: «Почему христианство?» - остался. Если для Саши Черного и Мандельштама крещение было вынужденной мерой, то для Пастернака, Галича и Коржавина христианство стало осознанным актом и духовной потребностью. Коржавин и сейчас говорит, что русский поэт может быть только христинином.

Общеизвестно, что «поэт в России больше чем поэт», - он бог или, по меньшей мере, пророк. В русском мире еврей - традиционно инородный элемент, враг, и только переход в христианство позволит занять подобающее своему таланту место. Такое суждение существует, но мне не видится убедительным.

Большие поэты хорошо знали русские пословицы: «Менять веру - менять совесть»; «Жида крести и под воду спусти»; «Вору прощеному, коню леченному и жиду крещенному одна цена».

В великом и могучем языке слову «отступник» есть синоним «ренегат», которое в русской ментальности имеет пренебрежительный оттенок.

Пастернак, Галич и Коржавин знали, что из-за христианства в настоящее время на земном шаре недосчитывается 100 миллионов евреев. Для них не было секретом, что один из величайших поэтов всех времен и народов, Генрих Гейне после крещения признался: «Желаю всем ренегатам настроения подобного моему..., от ворон отстал и к павам не пристал».

Наверняка крещеные поэты читали строки Б.Слуцкого:

Православие не в процветанье:

в ходе самых последних годов

составляет оно пропитанье

разве только крещеных жидов.

И.Аксельрод

«Еврейский мир»(Нью-Йорк)

Михаил Моисеевич Ботвинник - шестой в истории шахмат чемпион мира и первый советский чемпион мира (1948–1957, 1958–1960, 1961–1963 гг.) Также Ботвинник семикратный чемпион СССР в 1931–1952 гг.

Родился Михаил Ботвинник 4(17) августа 1911 г. в Куоккала, ныне Репино Ленинградской области. О своей родословной М.М. Ботвинник вспоминает: «Мой отец - выходец из Белоруссии - из деревни Кудрищино, в 25 километрах от Минска - недалеко от Острошицкого Городка. Его отец, мой дед, был фермером-арендатором; вообще это редко встречалось среди евреев - работать в сельском хозяйстве но так было… Мой отец родился в 1878 году. Он говорил по-русски без какого либо акцента и писал очень хорошо… Конечно, он также говорил на идише; я не знаю, ходил ли он в еврейскую школу, но дома нам было запрещено говорить на идише, только на русском. Кстати, когда родители хотели что-то скрыть от детей, они говорили на идише…»

Можно смело утверждать, что вся советская эстрада разговорного жанра вышла из него - Аркадия Райкина. Это справедливо по отношению к тем, кто работает сегодня, и тем, кто будет работать завтра. Райкин - это почти полувековая история сатирического и юмористического разговорного жанра на советской эстраде.

По мнению Геннадия Хазанова, Аркадий Райкин - «это не просто конкретный человек, это понятие, символ, это, если хотите, явление… Мне довелось видеть не так уж много артистов этого же жанра, что и Райкин. Таких артистов вообще очень мало в мире. Но, кроме того, я честно скажу, что не видел и не знаю ни одного артиста, который по мощи, по силе дарования и обаяния, по совершенно магнетическому воздействию на зал мог бы приблизиться к Райкину хоть на какое-нибудь расстояние. Пускай это не покажется громко сказано, честно говоря, нам всем так же далеко до него, как до ближайшей планеты Солнечной системы».

Аркадий Исаакович Райкин родился 24 октября 1911 г. в Риге. Отец - Исаак Давидович - работал в Рижском порту, мать - Елизавета Борисовна - сидела дома с детьми.

Лазарю Вайсбейну, которого всякий россиянин знает как Леонида Утёсова, посчастливилось стать более чем эстрадным певцом - он стал частью жизни целых четырех поколений, а его творческая жизнь продолжалась без малого семьдесят лет. Пение Утёсова хотели слышать все, от мала до велика, включая первых лиц государства, а спетые им песни люди помнят не по именам их авторов, а как «песни Утёсова». «Песня старого извозчика» в годы Великой Отечественной войны служила радиомаяком для одного из авиационных полков. Юрий Гагарин ждал своего взлета под пение Утёсова…

Настоящее его имя Лазарь Иосифович Вайсбейн, родился в Одессе 9(21) марта 1895 г. Отец Утёсова происходил из богатой еврейской семьи, но женился вопреки воли родителей и был лишен наследства. Чтобы содержать семью, Иосиф Вайсбейн занялся коммерцией и постепенно преуспел, но особого достатка в семье никогда не было.

В детстве Лазарь, или Лёдя, как его все называли, был «сорванцом и буйной головой». Родители мечтали о хорошем образовании для сына, а Лёдя мечтал о другом - стать дирижером симфонического оркестра или по меньшей мере просто артистом. Уже к 15 годам Лёдя превосходно владел многими музыкальными инструментами, часто играл на еврейских свадьбах, пел в синагоге.

Иосиф Александрович Бродский - один из крупнейших поэтов второй половины XX века, лауреат Нобелевской премии по литературе (1978), переводчик, драматург.

Первая половина жизни Бродского прошла в Ленинграде. Родился Иосиф за год до начала войны, 24 мая 1940 г., и был единственным ребенком в семье. Отец будущего поэта работал фотокорреспондентом, в свое время окончил университет, служил на флоте. Мать работала кассиром и бухгалтером. В послевоенные годы семья жила очень бедно, как и большинство ленинградцев, в коммуналке, в квартире, которая до революции принадлежала Д. Мережковскому. Позже Бродский вспоминал: «Финансовое положение моей семьи было мрачным: существовали мы преимущественно на жалованье матери, потому что отец, демобилизованный с флота в соответствии с неким потусторонним указом, что евреи не должны иметь высоких воинских званий, никак не мог найти работу».

Пытаясь помочь родителям, Иосиф ушел из 8-го класса школы, чтобы работать на заводе. Учился в школе рабочей молодежи, однако аттестата об окончании школы не получил. Через год Бродский уволился с завода, где работал фрезеровщиком. Он решил стать врачом и пошел работать санитаром в морг, чтобы набраться околомедицинского опыта. Далее он часто менял работу: был внештатным корреспондентом газеты, техником-геодезистом, работал фотолаборантом, кочегаром в городской бане, грузчиком; побывал в геологических экспедициях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане и в Казахстане.

Осип Эмильевич Мандельштам - один из самых крупных поэтов России XX века - родился 3(15) января 1891 г. в Варшаве, в еврейской семье коммерсанта, впоследствии купца первой гильдии, промышлявшего обработкой кожи, Эмилия Вениаминовича Мандельштама. Отец, в свое время учившийся в Высшей талмудической школе в Берлине, хорошо знал и чтил еврейские традиции. Мать - Флора Осиповна - была музыкантшей, родственницей известного историка русской литературы С.А. Венгерова.

Детство и юность Осипа прошли в Петербурге, куда семья переехала в 1897 г. Поэт Георгий Иванов пишет о среде, формировавшей будущего поэта: «Отец - не в духе. Он всегда не в духе, отец Мандельштама. Он - неудачник-коммерсант, чахоточный, затравленный, вечно фантазирующий… Мрачная петербургская квартира зимой, унылая дача летом… Тяжелая тишина… Из соседней комнаты хриплый шепоток бабушки, сгорбленной над Библией: страшные, непонятные, древнееврейские слова…»

Мандельштам был европейским, германоориентированным евреем первой трети XX в. со всеми сложностями и изгибами духовной, религиозной, культурной жизни этого важнейшего отрезка европейской культуры. В «Краткой еврейской энциклопедии» мы читаем о поэте: «Хотя Мандельштам в отличие от ряда русских писателей-евреев не пытался скрывать свою принадлежность к еврейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым. С болезненной откровенностью в автобиографическом "Шуме времени" Мандельштам вспоминает о постоянном стыде ребенка из ассимилированной еврейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении еврейского ритуала, за гипертрофию национальной памяти, за "хаос иудейский" ("…не родина, не дом, не очаг, а именно хаос"), от которого он всегда бежал».

Об Исааке Левитане российский писатель Григорий Горин как-то заметил: «Исаак Левитан был великим русским художником. И сам о себе так и говорил… Когда ему говорили: но ты же еврей! Он говорил: да, я еврей. И что? И ничего. Умные люди соглашались, что он - великий русский художник и еврей!»

Исаак Ильич Левитан - один из крупнейших художников России конца XIX века, непревзойденный мастер русского «пейзажа настроения», родился 18(30) августа 1860 г., в небольшом литовском местечке Кибарты Ковенской губернии, ныне Кибартай (Литва), в бедной еврейской семье железнодорожного служащего. Несмотря на бедность, дед Левитана был уважаемым раввином селения Кибарты.

В начале 1870-х гг. Исаак вместе семьей переехал в Москву. В выборе жизненного пути Исаака решающую роль сыграл его старший брат - художник. Он часто брал мальчика с собой на этюды, на художественные выставки. Когда Исааку исполнилось 13 лет, он был принят в число учеников Училища живописи, ваяния и зодчества, где учился у В.Д. Поленова и А.К. Саврасова.

Илья Ильич Мечников - эмбриолог, бактериолог, патолог, иммунолог, зоолог и антрополог, один из основоположников сравнительной патологии, эволюционной эмбриологии, иммунологии и микробиологии; создатель научной школы; член-корреспондент (1883) и почетный член (1902) Петербургской АН, лауреат Нобелевской премии (1908) - родился 3(15) мая 1845 г. в имении Панасовка, в деревне Ивановка, что на Украине, неподалеку от Харькова.

Илья был четвертым по счету сыном и последним из пятерых детей у своей матери, в девичестве Эмилии Львовны Невахович. Эмилия Львовна происходила из купеческого сословия. Ее отец - богатый еврей, принявший в последние годы жизни лютеранство, - переехал в Петербург, отошел от дел и занялся философией и литературой. Он был вхож в литературные круги столицы, знаком с Пушкиным и Крыловым.

Отец будущего ученого - Илья Иванович Мечников - служил офицером войск царской охраны в Санкт-Петербурге, был человеком образованным, но увлекающимся. До переезда в украинское поместье большую часть приданого жены и имущества семьи он проиграл в карты.

Будучи, возможно, величайшим искусствоведом в истории, во всяком случае, самым крупным в деле пробуждения общественного понимания итальянского Ренессанса, Бернард Беренсон начинал бедным мальчиком в Восточной Европе и завершил свой долгий жизненный путь во дворце под Флоренцией самым признанным знатоком в мире. Его произведения «Венецианские художники Ренессанса», «Эстетика и история», «Рисунки флорентийских художников» и крупный литературный труд «Итальянские художники Ренессанса» дали характеристику не только величайших шедевров величайших мастеров, но их стилей, композиции исторического контекста, в котором они творили. Получая от американских и английских коллекционеров щедрые вознаграждения за поиск и установление подлинности крупных произведений искусства, Беренсон был своим собственным величайшим творением, абсолютно цивилизованным человеком. Вместе со своим партнером по бизнесу, британским торговцем предметами искусства Джозефом Дювином Беренсон получал огромные гонорары за удостоверение ценности произведений искусства для заинтересованных, но необученных покупателей.

Сага Беренсона начиналась в небольшом городке близ Вильнюса в Литве. Бутримонис был типичным восточноевропейским местечком, подобным бесчисленным деревням в черте оседлости. Мальчики изучали иудаизм, наслаждаясь запутанностью и сложностью Талмуда и не обращая особого внимания на окружающий их мир. В 1875 г. семья Беренсонов эмигрировала в Бостон. Имея скромную начальную подготовку, он за несколько лет в основном самостоятельных многочасовых занятий в публичной библиотеке вырос до студента латинского факультета Бостонского университета, а затем и преподавателя Гарварда.

Сын Битти и Эйба Циммерманов Роберт Аллен родился в городе Дулуте, в штате Миннесота, перед самым вступлением Америки во Вторую мировую войну. Бобби рос в соседнем Хиббинге - заселенном в основном христианами маленьком городке Среднего Запада. Как и в большей части Америки, люди имели доступ к культуре через радио, нарождавшееся телевидение и кино. Фильмы «Бунтарь без идеала» Джеймса Дина и «Дикарь» Марлона Брандо побудили впечатлительного юного Циммермана изменить свою одежду и свое отношение к обществу. Будучи личностью весьма творческой, писавшей поэмы и учившейся играть на фортепиано, гитаре и гармонике, Бобби увлекся рок-н-роллом 1950-х гг., наслаждался ночными передачами Джони Кэша, Джерри Ли Льюиса и Маленького Ричарда и подражал им.

Тот первоначальный рок переменил всю его жизнь - он хотел стать только звездой рок-н-ролла. В средней школе и во время недолгой учебы в университете Миннесоты Боб опробовал свой номер в маленьких клубах и кофейнях. Его музыка была примитивной - не задабривающей легкой диетой Тэба Хантера и Фабиана, а стихийной и пронизывающей, расплывчатой, но резкой. Он сменил свою фамилию на «Дилан» в честь великого и мятежного уэльского поэта Дилана Томаса. Еврей от рождения, Циммерман стал кельтом Диланом. Вскоре Боб также признает, что только в фольклорной музыке, а не в рок-н-ролле смог он найти свое истинное музыкальное и артистическое призвание и завершить свою столь желанную личную метаморфозу.

И изрек Бог все слова сии, говоря:

Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства;

Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли…

Исход 20, 1–4.

До Камиля Писсарро, Хаима Сутина, Жака Лифшица, Амедео Модильяни и Марка Шагала не было великих художников-евреев. Библейский запрет изобразительного искусства подавлял какие бы то ни было творческие порывы изобразить образы живыми красками. Евреи мастеровые могли вырезать львов из дерева для украшения священных ковчегов или делать витражное стекло мрачных цветов, но не позволялись ни портреты аристократов, ни пасторальные сцены, и вообразить нельзя было классических обнаженных, раскинувшихся в траве.

Его фильмы видели больше людей, чем фильмы любого другого режиссера. Ни один другой режиссер не снял столько развлекательных и насыщенных действием фильмов. Возможно, только Уолт Дисней проявил больший талант, чем Стивен Спилберг, обращаясь к самой широкой аудитории. Предлагаемые Спилбергом зрелища обращены ко всему миру. Его фильмы были дублированы более чем на дюжину языков и представляют большей части света все лучшее из американского кино.

Спилберг является представителем необычайного поколения режиссеров. Вместе с Мартином Скорсезе, Фрэнсисом Фордом Копполой, Оливером Стоуном и Джорджем Лукасом Спилберг (единственный еврей в этой первой группе) господствовал в коммерческом кино США со времени ошеломляющего успеха в 1975 г. его кишащих акулами «Челюстей».

Еще подростком Спилберг учился у Алфреда Хичкока. Подобно английскому мастеру Спилберг обладает сверхъестественной способностью вовлечь свою аудиторию непосредственно в действие, происходящее на экране. Многие сравнивали ощущения от просмотра его фильмов с теми, которые они испытывали на «русских горках». В самом деле, среди самых популярных аттракционов в двух парках развлечений «Мир Диснея» и «Юниверсал Студиоз» называют «Трюк Индианы Джонса», «Челюсти» и «ИТ-инопланетянин».

© 2017 Лев Бердников

«Чем больше углубляешься в замкнутые миры писателей, тем яснее становится, что они не только литераторы, но и литература; что есть известные проблемы, сюжеты и мотивы, что объединяют их в одно целое; что наша словесность, рассматриваемая как бы в разрезе, обнаруживает явственные линии духовных преемственностей».

Юлий Айхенвальд.

«Тайная некая сила призывает меня к перу». Лев Невахович

Он стал русско-еврейским писателем в те времена, когда евреи России по-русски ещё не говорили. И даже крестившись, он не порывал связи со своим народом и изобразил магендовид на своём дворянском гербе.

Жизнь и судьба этого литератора-еврея весьма поучительна. Он впервые на русском языке стал писать о евреях, причём с еврейской точки зрения. И органически соединил в своём творчестве заботу о судьбе своих соплеменников и горячую любовь к России и русскому народу. Речь идет о публицисте, драматурге и просветителе Иехуде Лейбе бен Ноахе, или, как его называли на русский манер, Льве Николаевиче Неваховиче (1776-1831).

Сведения о ранних годах Неваховича весьма скудны. Известно, что родился он в 1776 году в древнем, упоминаемом ещё в летописях XIII века, польском городке Летичеве Подольского воеводства (ныне Хмельницкая область Украины), где евреи жили ещё с незапамятных времен и составляли значительную часть населения. Здесь была синагога и два еврейских молитвенных дома. Когда Иехуде Лейбу исполнился год, Летичев подвергся разорению воинственными гайдамаками, учинившими погромы и избиение еврейских обитателей города, многие из коих вынуждены были спасаться бегством. Но Всевышнему было угодно, чтобы родители Неваховича уцелели в сей кровавой бойне. О них мы знаем лишь то, что они были правоверными иудеями и что отец семейства какое-то время был банкиром в Варшаве. Можно предположить, что Невахович-старший взял на себя расходы по обучению сына и, видимо, привил ему жадный, всепоглощающий интерес к наукам. Факты свидетельствуют: Иехуда Лейб уже до бар-мицвы (!) получил универсальное, поистине энциклопедическое образование. Помимо иврита, немецкого, польского и русского языков, которыми он владел свободно, Иехуда Лейб делал переводы со многих европейских наречий. Он глубоко постиг не только премудрости Торы и Талмуда, но и прекрасно ориентировался в современных ему русской и немецкой литературах. Он всегда отличался неукротимым стремлением к самообразованию (черта, проницательно отмеченная историком Юлием Гессеном), постоянно пополняя свой интеллектуальный багаж.

Абрам Перетц

Жажду знаний не остудила в нём и ранняя женитьба по настоянию отца на нелюбимой, но состоятельной девушке из «хорошей семьи». Пришлось переехать в Звягель (Новоград-Волынский) примаком в дом тестя, и тот делал всё возможное, чтобы зять-грамотей вместо бесплодных умствований нашёл себе хлебную работу. И нашёл-таки Иехуде Лейбе тёпленькое местечко – секретарём местного кагала.

Но терпеть постылую жену и жестковыйных домочадцев юный искатель знаний долго не смог. В середине 1790-х годов он порывает с ортодоксальной семьёй и бежит в белорусский город Шклов – признанный мировой центр Еврейского Просвещения XVIII века. Вскоре он становится учителем Абрама Израилевича Перетца (1771-1833), в будущем крупного коммерсанта. С последним они станут потом соратниками и друзьями до конца жизни, о чём мы ещё расскажем, а пока зададимся вопросом: какими уникальными знаниями надо было обладать, чтобы стать ментором этого европейски образованного человека?! Ведь Перетц к тому времени не только получил традиционное еврейское образование (он был выпускником иешивы), но свободно говорил на русском и немецком языках, владел светскими науками, был ревностным сторонником Еврейского Просвещения (Гаскалы). Понятно, что учить такого школяра было столь же почётно, сколь и ответственно.

Оказавшись в Шклове, Невахович окунулся в атмосферу напряжённой интеллектуальной жизни. К тому времени здесь нашли себе приют выдающиеся представители Гаскалы. Тесть Перетца Иехошуа Цейтлин (1742-1822) – крупный гебраист и толкователь Талмуда – был основателем Бет га-Мидраша, своего рода народной еврейской академии, где многие маскилим (просветители), получая всё необходимое для жизни, могли предаваться своим учёным занятиям. Иехуда Лейб свёл знакомство и с медиком, пионером белорусского просвещения Барухом Шиком (1740-1812); и с известным писателем и педагогом Мендлем Сатановером (1749-1826); и со знатоком библейского языка и его грамматики Нафтали-Герцем Шульманом (1765 – ок. 1830) и др.

Ревностным последователем учения Мозеса Мендельсона (1729-1786) становится и Невахович. Но в отличие от Цейтлина и Перетца, испытавших на себе влияние раввинизма (миснагдим), с его резким неприятием духовного движения хасидов, он обнаруживает в этом вопросе завидную широту и толерантность, акцентируя внимание не на том, что разъединяет евреев, а на том, что их объединяет. Ещё одна отлительная черта Неваховича, обозначившаяся ещё в юности, – это его неизменный и неподдельный интерес к русскому языку, на коем он писал и говорил безупречно. Этим он резко выделялся на фоне остальных маскилим, которые в сущности были космополитами. Это признаёт и Александр Солженицын: «Невахович, из просветителей-гуманистов, но не космополит, а привязанный к русской культурной жизни, исключительное тогда явление среди евреев».

В конце 1790-х годов Иехуда Лейб обосновывается в Петербурге, где живёт в доме своего бывшего ученика и друга Перетца. Перетц и Невахович сразу же вливаются в еврейскую общину столицы, основанную другим выходцем из Шклова, ревнителем ассимиляции иудеев Нотой Ноткиным (1746-1804). К началу XIX века в городе на Неве уже обосновалась целая еврейская община в несколько десятков человек. Эта небольшая сплочённая группа вела еврейский образ жизни и даже содержала своего резника. Это благодаря Ноткину евреи приобрели здесь и собственный участок на лютеранском погосте (позднее Волково кладбище), основав таким образом первое еврейское кладбище в Петербурге.

Что до Неваховича, то он пробавлялся переводами для Сената с еврейского языка на русский. Известно, что в этом деле ему помогал некто Юда Файбишович. Будучи вхож в высшие круги общества, Иехуда Лейб знал не понаслышке о доброжелательном отношении Павла I к евреям и в качестве доказательства сообщал, что императору «благоугодно было лично удостоить находящихся тогда в Санкт-Петербурге купечество и депутатов сего народа покупкою от них трёх тысяч аршин голубого бархата для придворной надобности».

Работая над письменными материалами по делу лидера белорусских хасидов рабби Шнеур-Залмана бен Баруха (1746-1813), дважды арестованного русскими властями по ложным доносам миснагдим, Невахович не только сочувственно отнёсся к несправедливо обвинённому хасиду, но и, как полагает историк Андрей Рогачевский, способствовал его освобождению. Чтобы понять всю смелость и нестандартность такой позиции Неваховича, достаточно вспомнить обращение с Шнеур-Залманом того же Абрама Перетца. Последний жестоко оскорблял хасида, насильно запер его в своем доме, чем напомнил тому мрачные застенки Тайной канцелярии…

Человек книги, Невахович отдаётся творчеству на заре царствования уже нового государя. Свои размышления и душевные переживания он поверяет бумаге. «Тайная некая сила призывает меня к перу», – признаётся он.

На снимках - те, о ком пойдет речь.
Нина Катерли. Эфраим Севела. Морис Симашко.

Почему именно о них - попробуем разобраться.

Что не просто. Ибо, решив написать о еврейских писателях, сразу понял, что не в состоянии четко определить это понятие кроме как исключительно интуитивно.

Оставим Шолом-Алейхема, Ицхака Мэраса и Григория Кановича. Они - еврейские писатели, потому что они - еврейские писатели. А то что Ицхак Мэрас писал на литовском - ничего не меняет.

Также знаю, шестым чувством видимо, что еврейский писатель не обязан быть алахическим евреем. И не обязан писать исключительно на еврейские темы.

А что обязан?

Сказать "чувствовать принадлежность к еврейскому народу" - слишком размыто...

Сказать "обладать еврейской душой" - ещё непонятнее.

Сплошные проблемы...

Кто в таких случаях приходит на помощь? Правильно - википедия. Набираю в гугле: «еврейские писатели» и сразу же натыкаюсь... нет - не на одноименную статью, а на «Обсуждение категории Еврейские писатели ». Это меня несколько ободряет. Видимо, не один я столкнулся со сложностями определения изучаемого объекта. Читаю. Вижу что обсуждение было весьма активным, нужные вопросы были заданы, но ответы на них получены не были и критерии «еврейского писательства» так и остались размытыми. А без критериев - куда? Как правильно и не без чувства юмора заявили вики-авторы: «Включаешь Жаботинского в еврейские писатели — будь любезен пояснить, на каких основаниях - чтобы было ясно, что это не досужие домыслы и дело не в происхождении и проч. » Соглашаюсь - глупо писать статью о еврейских писателях коль скоро нет разумения - кто они. По этой причине, видимо, и записали авторы википедии раздел о еврейских писателях в кандидаты на удаление. Но - обошлось. После еще одного обсуждения этого вопроса вики-авторами было принято мудрое решение - раздел о еврейских писателях оставить, несмотря на отсутствие четких критериев принадлежности к оным. Также было решено оставить и само обсуждение этой категории, которое, по моему, не менее ценно чем сама категория. Например, один из самых убедительных доводов против удаления "еврейских писателей" из википедии было такой: «Не надо быть антисемитами».

В таких вот муках и родилась вики-статья «Еврейские писатели », которая вынесла следующий вердикт: еврейские писатели это писатели создававшие литературные произведения на любых языках, если они относятся к еврейской литературе авторитетными источниками .

Ну, слава Б-гу, разобрались. Только теперь вместо одного вопроса перед нами - два. (1) Что есть еврейская литература и (2) что есть авторитетный источник? Кого нам в помощь? Ту же википедиию, естественно. По мнению которой еврейская литература это ни что иное как корпус литературы, являющей собой литературное воплощение специфически еврейского жизненного опыта .

Спасибо - яснее не скажешь. Осталось только разобраться с (а) корпусом, (б) воплощением и (в) со специфическим еврейским опытом . Ну и про (д) авторитетные источники , которым та же википедия посвятила целое исследование, конечно же не забыть.

В этом месте читатель (если конечно он дочитал до этого места) скорее всего обвинить автора в умышленном подлоге: собрался писать о еврейских писателях - пиши, а не увязай себя и других в трясине определений, категорий и прочих понятий.

Я бы - с удовольствием, но... как же без критериев?
Противоречие...
Разрешим его следующим образом.

Еврейской литературой я назову ту, которую мне довелось прочитать и которую я посчитал еврейской. В авторитетные источники запишу самого себя. И попробую втолковать читателю, почему выбранные мною личности - еврейские писатели в моем понимании.

Каждый взрослый начинал свое знакомство с литературой еще в детстве, листая красочные книги сказок. Конечно, во взрослой жизни сказки уступают место романам и повестям, но сюжеты любимых сказок остаются в памяти на долгие годы. Увлеченные сказочными событиями, дети с раннего возраста учатся понимать разницу между добром и злом, выходить из непростых ситуаций и знакомятся с миром, в котором им предстоит жить. Но все это можно найти далеко не в каждой книге и не у каждого автора, ведь поместить в простую форму глубокий смысл может только человек особого таланта, которых за всю историю было не так уж и много. Сказочников-евреев было и того меньше, однако вклад каждого в передачу и сохранение еврейских традиций и мировоззрения нельзя переоценить.

Трудно определить, когда среди евреев появилась традиция рассказывать сказки, однако, наиболее древними сказками, серьезными, духовными и ценными можно назвать агадический мидраш. Эти давние поучительные истории послужили основой многим известным нам сказкам и до сих пор занимают умы детей и взрослых. Источником сюжетов и героев таких рассказов служила устная Тора, но со временем рассказы видоизменялись, дополнялись или же сокращались, не отходя, тем не менее, от своей первоначальной сути. Евреи не только рассказывали и пересказывали сказки, а и собирали их и записывали. В каждой семье велись рукописные сборники, которые передавались через поколения.

Первым печатным изданием и по сути сборником всех устных и самописных сказок еврейской культуры является книга «Майсе-бух», вышедшая в свет в самом начале XVII столетия. Издателем, а возможно и собирателем этих произведений, выл Яаков бен Авраам Полак, которого едва ли можно назвать еврейским сказочником. Однако его труд стал крупнейшим событием для еврейской литературы того времени и питал всю еврейскую беллетристику вплоть до XVIII столетия. Кто был автором описанных в книге сказок и когда они были написаны определить невозможно, но их источником могли быть как талмудические тексты и мидраши, так и средневековые сказания и легенды, обросшие европейским фольклором.

Издание «Майсе-бух», 1602 год.

Бережно передаваясь из уст в уста, многие сюжеты сказок настолько жизненны, что актуальны и в современном мире. Эта книга была переведена в XIX веке на немецкий язык, а в ХХ веке была выпущена на иврите. К сожалению, на русский язык книгу так и не перевели, однако многие сказки, вошедшие в нее можно свободно найти на русском.

В период между средневековыми изданиями еврейских сказаний и началом процветания еврейской литературы в конце XIX столетия, судьба еврейских сказок находилась в руках хасидов и их учеников, которые продолжили агадическую традицию и донесли сюжеты неизмененными вплоть до позапрошлого века. Хасидские сказки – яркий пример еврейской словесности. «Велв и Ривка», «Зеркало богача» и другие – все они чрезвычайно выразительны и остроумны. Однако выделить авторство определенного человека той или иной сказки все еще не представляется возможным, поэтому вплоть до конца девятнадцатого века все написанные и пересказываемые сказки считаются народными.

Детские писатели конца XIX -начала ХХ века

С развитием письменности и науки еврейская сказка перестает быть исключительно народной. Рассредоточенность евреев по всему миру не мешает развитию еврейской литературы, в том числе и детской. Великий еврейский писатель, классик еврейской литературы на идише Ицхок-Лейбуш Перец также писал сказки, однако в необычном на тот момент стихотворном формате. Сборник «Рассказы и сказки» авторства Ицхока-Лейбуша, который был выпущен незадолго до начала Второй Мировой Войны, внес свою ценную лепту в жанр еврейской сказки и служил вдохновением для евреев-сказочников будущего.

Самуил Яковлевич Маршак (1887-1964)

Еще одним сказочником-евреем, который вывел еврейские сказания из тени и познакомил с еврейской мудростью через свои произведения весь мир, был Самуил Яковлевич Маршак. Интересным фактом является то, что фамилия «Маршак» не что иное, как сокращение от еврейского слова «מהרש "ק ‎» (Наш учитель рабби Аарон Шмуэль Кайдановер). И Самуил Яковлевич принадлежал к потомкам великого и мудрого раввина и талмудиста. Не может быть случайным то, что писатель всю жизнь остро переживал за духовную составляющую еврейских традиций, это объясняет глубину души писателя и умение тонко передать емкий смысл парой слов. Маршак писал стихотворения на библейские темы, а в 1911 году даже совершил путешествие в Эрец Исраэль и жил в палатке под Иерусалимом. Духовная тяга к своей культуре отразилась и в его детских произведениях. По сюжетам его таких милых и простых сказок красной линией проходят уважение и любовь к людям, равноправие людей всех рас и оттенков. Как и в давние времена, искусный сказочник, благодаря аллегориям, полутонам и ярким примерам, воспитывает детские души и прививает высокие моральные ценности. Маршак своим творчеством вывел еврейскую сказку на новый – мировой – уровень, ведь его книги и сборники были переведены на многие языки мира и вошли в мировую классику.

Саша Черный (1880 – 1932)

Другом и идейным товарищем Самуила Маршак был еще один еврейский детский писатель, украинец по происхождению - Саша Черный. Он, также как и Маршак, писал остроумные стихотворения для детей в легкой и немного шутливой форме, именно так что бы детям было не сложно понять те простые истины, которые были в них заключены. Жизнь поэта и писателя была далеко не легкой, он не боялся писать произведения, которые не проходили цензуру, из-за чего одно время не принимался в обществе, а также создал себе немало проблем с властями и издателями. Однако он оставил внушительный след в детской еврейской литературе, благодаря таким сказкам как «Белка мореплавательница» и «Кошачья санатория», отражавшие прозу жизни того времени. Яркие персонажи и красочные события – отличительная черта творчества Александра, а содержание сказки достаточно непростое, делая эти детские забавные и ироничные истории интересными и взрослым.

Корней Иванович Чуковский (1882-1969)

Корней Иванович Чуковский (настоящее имя Николай Васильевич Корнейчуков) был незаконнорожденным сыном Эммануила Соломоновича Левенсона. Отец не признал его, и это лежало тяжким грузом в душе писателя всю его жизнь. Однако это не помешало Чуковскому реализовать свой талант и стать яркой звездой на небосводе мировой литературы, и еврейской в частности. Он был не только публицистом, критиком, переводчиком и журналистом, но и непревзойденным автором детских сказок. Его сказки с удовольствием читают родители детям и сегодня. «Айболит», «Муха-Цокотуха» и «Мойдодыр» - сказки, которые прошли испытание временем и стали настоящей классикой детской литературы и несут в себе серьезный взрослый посыл, не смотря на его аллегорическую форму.

Достойными деятелями в сфере детской литературы начала двадцатого века также являются Шломо Гилельс (1873-1953) и Пинчевский Михаил Яковлевич (1894-1955), которые писали детские повести и рассказы на иврите и идише. Эти писатели вывели жанр еврейской сказки на новый уровень, придавая содержанию сказок еврейский окрас не только лишь используя язык, но и открыто используя в репертуаре еврейские традиции и культуру. Это было началом выхода современных еврейских сказок из тени других национальностей и избавление от флера ассимиляции.

Еврейские сказочники в СССР

Творчество еврейских сказочников на территории Советского Союза носило оттенок послевоенного времени, герои сюжетов отражали советский идеал морали, как того требовала цензура. Но второстепенные герои и сюжетные повороты часто перекликались с уже известными в агадической традиции рассказами. Оборачиваясь назад, можно сказать с точностью, что это было не случайным, а даже вполне продуманным ходом авторов детской литературы того времени. Ярким примером этому может служить творчество детской писательницы и поэтессы середины двадцатого века Эммы Эфраимовны Мошковской.

Эмма Эфраимовна Мошковская (1926-1981)

В самом начале своего становления, как писателя, Эмма Эфраимовна получила одобрение Маршак, и выпустила свой первый сборник стихов «Дядя Шар», который просто дышит оптимизмом и свежестью. Каждый новый стих учит ребенка любить жизнь и людей вокруг, в простых формах рассказывает о правилах поведения и «что хорошо, что плохо». При этом, особенно ценным можно назвать то, что герои ее стихов и сказок показывают на своем примере, что опускать руки не стоит никогда. Не тому ли нас учат и множество давних еврейских сказок, основанных на мидраше и агадической части Торы?

Самобытность ее рассказов и стихотворений нашла отклик в детских душах того времени и продолжает занимать умы детей и сегодня. И это не удивительно, ведь произведения сюжеты она излагала детским непосредственным языком, будто бы их писал сам ребенок. Выбрав такой незатейливый детский язык изложения, Машковская вовсе не отказалась от глубокого смысла и емкого содержания произведений. Ярким примером ее несомненного таланта может служить стих «И мама меня простит»:

Я мамy мою обидел,
Тепеpь никогда-никогда
Из домy вместе не выйдем,
Hе сходим с ней никyда.

Она в окно не помашет,
И я ей не помашy,
Она ничего не pасскажет,
И я ей не pасскажy...

Возьмy я мешок за плечи,
Я хлеба кyсок найдy,
Hайдy я палкy покpепче,
Уйдy я, yйдy в тайгy!

Я бyдy ходить по следy,
Я бyдy искать pyдy
И чеpез бypнyю pекy
Стpоить мосты пойдy!

И бyдy я главный начальник,
И бyдy я с боpодой,
И бyдy всегда печальный
И молчаливый такой...

И вот бyдет вечеp зимний,
И вот пpойдёт много лет,
И вот в самолёт pеактивный
Мама возьмёт билет.

И в день моего pожденья
Тот самолёт пpилетит,
И выйдет оттyда мама,
И мама меня пpостит.

Это короткое и простое произведение цепляет за живое как детей, так и их родителей, ведь описывают знакомые чувства каждого читателя, открывая их новый смысл. По мотивам сказок Машковской были сняты полюбившиеся нам мультфильмы, на ее стихи были написаны песни, что значило всеобщее признание таланта писательницы.

Достойными внимания детскими писателями-евреями той же эпохи можно назвать Виктора Моисеевича Вождаева (1908-1978) и Яна Бжехова (1898-1966), которые писали серьезные и строгие детские сказки, более жестко воспитывая в детях нравственность, ответственность и уважение к ближним. Сказка Вождаева «Об Иване-царевиче и Сером Волке», наверное, самое популярное его произведение среди детей. История о том, как царевич Жар Птицу искал, действительно будоражит воображение и учит читателей упорству и находчивости. Польский поэт и детский писатель Ян Бжехов прославился же благодаря своим сказкам «про пана Кляксу». Главный герой этих рассказов – Адам Нескладушка - во многом близок каждому ребенку, чем и объясняется успех этих творений по всему миру.

Борис Владимирович Заходер (1918-2000)

Отдельно стоит упомянуть Бориса Владимировича Заходер – детского писателя, поэта и сценариста. Он родился в Бессарабии, однако большую часть своей жизни прожил в России. Заходер писал в оригинальном, очень своеобразном стиле, который нашел громкий отклик аудитории, как детской, так и взрослой. Его сюжеты содержат сказочную прозу, пропитанную философией и лирикой. Наиболее популярные и интересные его произведения были экранизированы, такие как «Кит и Кот», «Сказка про доброго носорога» и «Птичка Тари». Эти добрые и светлые мультфильмы и сейчас смотрятся с легкостью и достаточно актуальны в современном обществе.

Рахиль Баумволь (1914-2000)

Действительно ценным качеством детского автора сказок является его умение привлечь и удержать внимание ребенка, именно таким талантом обладала израильская сказочница Рахиль Баумволь. Она родилась в Одессе, однако при первой возможности репатриировалась в Израиль. Самые успешные сказки были написаны ею в Советском Союзе, такие как «Клетчатый гусь», «Самый большой подарок», «Друг в кошельке». Героями этих теплых и поучительных рассказов чаще всего становились лесные звери, аллегорией описывая самобытность советского времени. Писательница прививала через свои сказки детям доброту, взаимопонимание и гуманность – именно те качества, которые в послевоенное время были самыми ценными в людях. Для примера можно взять отрывок ее остроумной сказки: «Почему ты весь из долек?» – спросила девочка апельсин. «Для того, чтобы ты могла со всеми поделится. «А почему ты, яблоко, без долек? Чтобы я могла съесть тебя целиком? Нет, – ответило яблоко, – чтобы ты могла целиком отдать меня» . За свой долгий писательский путь Рахиль не отступала ни на шаг от своего самоопределения как еврейской писательницы. Она отстаивала свою национальную идентичность и, до 1940-го писала исключительно на иврите. Неспроста в конце ее творческого пути, критики называли писательницу «хранительницей еврейского слова». Не смотря на действительно не простой писательский путь, Баумвиль все же осталась верна своей манере писания и бескомпромиссному характеру.

Евреи-сказочники ХХ века

За пределами Советского Союза развитие еврейской сказки проходило более свободно. Рассредоточенные по всей Европе писатели выводили еврейскую литературу из тени.

Лейла Берг (1917-2012)

Лейла Берг была одной из ярчайших писателей книг для детей, и в то же время ярой заступницей прав ребенка. Эти два жизненных призвания она реализовала в полной мере, а также оставила ценный след в детской литературе. Наиболее популярными ее сказками можно назвать коротенькие рассказы об автомобильчике по прозвищу «Малыш», которые рассказывают детям о приключениях доброго и честного героя, который легко и не принужденно переживает сложные ситуации, никогда не падая духом. Еще одной популярной детской книгой сказок Лейлы является «Приключения Ломтика». Эта книга предназначалась для школьников детей, ведь на примере ее героев раскрывается множество сложных морально-этических вопросов, на которые пород даже взрослые не знают ответа.

Лейла Берг по праву считается одной из лучших детских писательниц современности. Полезными и познавательными для каждого ребенка будет ее серия рассказов «Шпицы» и книжка для совсем маленьких «Паровоз. Утята. Рыбка», которые принесли писательнице премию The Eleanor Farjeon Award.

Мирьям Ялан-Штеклес (1900-1984)

Оригинальной манерой изложения детской прозы обладала израильская писательница Мирьям Ялан-Штеклес. Ее фамилия не что иное, как аббревиатура от имени своего отца, Иегуда Лейб Ниссан. Эта израильская писательница с самого детства была знакома с еврейскими традициями и еврейской культурой, несмотря на то, что родилась еще в Российской империи. Именно это повлияло на ее стиль и манеру написания детских сказок, которые пестрят яркими персонажами и захватывают агадическими сюжетами. Ее произведения «Жизнь и слова» (Хаим Ve-Milim), «Бумажный мост» (Гешер Shel Niyar) и «Две легенды» (Shtei Agadot) поражают глубиной своего понимания детских переживаний и проблем, а так же философским смыслом. Наверное, именно это сделало ее произведения действительно популярными в Израиле и за его пределами, а сама писательница стала лауреатом премии Израиля по литературе.

Еврейский народ всегда был богат на талантливых и успешных мировых деятелей. И детская литература лишь одна из сфер их реализации. Многогранность и глубина еврейских сказок не была утеряна, не смотря на тысячелетия ассимиляции евреев, и сегодня каждый еврейский ребенок может впитывать знания своего народа через современные сказки и детские рассказы.

Хотите получать рассылку прямо на электронную почту?

Подпишитесь, и мы будем присылать Вам самые интересные статьи каждую неделю!