Кто являлся представителями утилитаризма. Теория утилитаризма. Нужна помощь по изучению какой-либы темы

Утилитаризм это всякое учение, основывающее свои оценочные суждения на понятии пользы.

Утилитаризм - не то же самое, что эгоизм. Большинство утилитаристов (в частности, Бентам и Джон Стюарт Милль) определяют пользу как то, что способствует счастью большинства. Поэтому в принципе ничто не помешает утилитаристу принести себя в жертву ради других, если он сочтет, что в результате этого поступка общее количество счастья увеличится (иными словами, если он придет к выводу о пользе своей жертвы). Вряд ли найдется такой человек, который согласился бы на бесполезное самопожертвование (и еще неизвестно, стоит ли считать такой поступок самопожертвованием), независимо оттого, разделяет он взгляды утилитаристов или нет. Если не брать во внимание совсем уж крайние случаи, любой человек, решающийся принести себя в жертву, должен по меньшей мере чувствовать, что человечество от его жертвы станет хоть чуточку счастливее. Поэтому утилитаризм следует считать не столько особой этической системой, сколько разновидностью философии нравственности.

Материалы по теме:

Агностицизм

Практические поступки последователей утилитаризма во многих случаях ничем не отличаются от поступков других людей, но их осмысление и оправдание имеет свои особенности. Жан-Мари Гюйо хорошо показал, что к одним из ранних утилитаристов можно отнести Эпикура и Спинозу (относительно последнего см., например, «Этика », часть IV, теоремы 20 и 24), точнее, он показал, что «Гельвеций и Гольбах возродили эпикуреизм в соединении с натурализмом Спинозы», после чего «на родине Гоббса число их сторонников резко возросло», а учение приняло «окончательную форму» в работах Бентама и Милля (« Эпикура и ее отношение к современным учениям», 1878, Введение). «Учение, провозглашающее основой морали пользу или принцип наибольшего счастья, проводит различие между хорошими и дурными поступками в зависимости от того, насколько они способствуют увеличению счастья или, напротив, появлению того, что противоположно счастью. Под “счастьем” понимается удовольствие или отсутствие боли; под “несчастьем” - и отсутствие удовольствия. […] Эта теория нравственности основана на таком понимании жизни, при котором удовольствие и отсутствие боли принимаются за единственно желанные цели, а желанными считаются вещи, способные доставить удовольствие или послужить средством достижения удовольствия или избавления от боли» (Джон Стюарт Милль, «Утилитаризм», глава II).

Материалы по теме:

И возвышенное, и духовное (к числу коих Милль относит добродетель) могут служить средством достижения счастья, а частично и самим счастьем. Дело в том, что счастье (happiness) - это совсем не то же самое, что удовлетворение (content) инстинктов и аппетитов. Каждый получает те удовольствия, которых заслуживает, и они-то и составляют основу того счастья, к которому он стремится. Для человека с возвышенными стремлениями, отмечает Милль, отнюдь не все удовлетворения равноценны. Отсюда следующая энергичная формулировка: «Лучше быть неудовлетворенным человеком, чем удовлетворенной свиньей; лучше быть неудовлетворенным Сократом, чем удовлетворенным дураком. И если дурак и свинья думают иначе, то лишь потому, что подходят к этому вопросу только с одной стороны - их собственной. Для настоящего сравнения надо изучить обе стороны» (там же). Вместе с тем, польза может выступать оценочным критерием, но отнюдь не критерием истинности . Этим утилитаризм отличается от прагматизма и даже от софистики.

Под утилитаризмом принято подразумевать такую этическую теорию, которая рассматривает в качестве основания нравственного долга (или критерия разграничения добра и зла) пользу. Однако простое указание на центральное место категории "польза" в определенных этических концепциях не позволяет установить специфику этого явления. Для того чтобы конкретная концепция была признана утилитаристской, она должна совмещать в себе как минимум три свойства. Их очень удачную краткую характеристику предложил современный экономист и социальный философов Л. Сен.

Первым свойством утилитаристской этики является "консеквенциализм" (от англ. consequence - последствие). "Он означает, что о любом выборе (действий, правил, институтов и прочего) судят но его последствиям, то есть по порождаемым результатам. Внимание к последствиям противостоит... тенденции, наблюдаемой в некоторых нормативных теориях, когда некие принципы полагаются верными независимо от результата их применения. На самом деле, консеквенциализм требует даже большего, чем просто озабоченности последствиями, поскольку полагает наиболее важными исключительно последствия и ничто иное". Необходимо иметь в виду, что последствия выбора могут оцениваться как более или менее приемлемые с нравственной точки зрения лишь в том случае, если какие-то из них предполагают большее, а какие-то - меньшее количество того блага, приращение которого требует обеспечивать мораль.

Указание на это благо содержится во втором свойстве утилитаризма, которое А. Сен обозначил с помощью понятия "вэлферизм" (от англ. welfare - благосостояние). Целью морального субъекта с точки зрения утилитаристской этики является увеличение благосостояния тех людей, которые затронуты его поступками. Термин "благосостояние" является уточняющим синонимом слова "польза" (или "полезность"). Утилитаризм, словами А. Сена, "ограничивает суждение о положении дел полезностью того или иного "положения", при этом не интересуясь напрямую такими вещами, как осуществление или нарушение прав, обязанностей и прочего. Сочетание вэлферизма с консеквенциализмом порождает особое требование, а именно: судить о любом выборе по той полезности, которую он приносит. Например, о любом поступке судят по последствиям, к которым он привел (с позиций консеквенциализма), а о последствиях судят по той полезности, которую они принесли (с позиций вэлферизма)".

Наконец, третьим свойством утилитаристской этики является "суммарная оценка", согласно которой "полезность отдельных индивидов просто складывается с целью определить их совокупное достояние, при этом не важно, каким образом эта сумма распределена среди индивидуумов (то есть находится максимальное значение суммарной полезности, невзирая на степень неравенства в распределении полезности)".

Итоговая формула утилитаризма, учитывающая все три его свойства, может быть представлена следующим образом: "О любом выборе судят по величине суммированного благосостояния, порожденного этим выбором".

Отдельные элементы утилитаризма и даже его итоговую формулу в ее применении к частным, в особенности общественно-политическим, проблемам легко обнаружить на всем протяжении истории этической мысли. В качестве общего принципа, вмещающего в себя все нормативное содержание морали, она рассматривалась некоторыми английскими теологами XVIII в. Однако для них рассуждение об увеличении полезности являлось способом обоснования принципов, входящих в христианскую моральную доктрину, а не инструментом поиска оптимальных критериев разграничения между добром и злом. Поэтому самостоятельное существование этики утилитаризма следует отсчитывать от социально-этической концепции И. Бентама. В своем "Введении в принципы морали и законодательства" И. Бентам утверждает, что "под принципом полезности понимается тот принцип, который одобряет или не одобряет какое бы то ни было действие, смотря но тому, имеет ли оно (как нам кажется) стремление увеличить или уменьшить счастье той стороны, об интересе которой идет дело, или, говоря то же самое другими словами, содействовать или препятствовать этому счастью". Так как одобрение или осуждение действия на основе "принципа полезности" замкнуто на вопрос об увеличении счастья, тождественного для И. Бентама удовольствию, то моральная оценка в рамках предложенной им позиции не может осуществляться без замеров этого явления. И. Бентам исходил из того, что в распоряжении морального субъекта имеется достаточно надежный инструментарий для измерения индивидуального уровня счастья в определенный момент времени и на определенных временных промежутках.

Первым элементом такого инструментария служат критерии оценки удовольствий. Непосредственными, первичными критериями являются их интенсивность, продолжительность, несомненность или сомнительность, а также близость или отдаленность. С учетом того, что отдельное удовольствие встроено в жизненный нарратив испытывающего его человека, количественный индекс каждого удовольствия должен, по мнению И. Бентама, отражать не только его собственные свойства, но также способность к порождению других удовольствий и страданий. На этой основе к четырем первичным критериям, искусственно вырывающим отдельное удовольствие из единства индивидуального опыта, добавляются критерии плодовитости и чистоты. Вторым элементом бентамовского инструментария служит исчерпывающая, по его мнению, классификация типов простых удовольствий (от "удовольствий чувств" до "удовольствий облегчения"). Она необходима утилитаристу, поскольку на ее основе выделяются объекты измерения. Критерии количественной оценки применяются именно к простым элементам сложных удовольствий, полученным в результате аналитического разложения последних. Наконец, бентамовское измерение счастья учитывает не только объективные закономерности в сфере получения удовольствия, но и индивидуальную чувствительность каждого человека. Для того чтобы такой учет был систематическим и достоверным, И. Бентам предлагает типологию факторов, которые варьируют подобную чувствительность.

Если стороной, "об интересе которой идет дело", является не индивид, а коллектив (общество), то список критериев количественной оценки дополняется еще одним - распространением удовольствия. Так как интерес коллектива, по И. Бентаму, не может быть ни чем иным, кроме суммы интересов, входящих в него индивидов, то для выяснения "общей тенденции" какого-либо действия оказывается необходимо: 1) сложение чисел, выражающих превышение удовольствий над страданиями для тех, кто выигрывает от его совершения; 2) сложение чисел, выражающих превышение страданий над удовольствиями для тех, кто проигрывает от его совершения; 3) подведение итогового баланса. Подобное суммирование позволяет не только установить положительную или отрицательную тенденцию действия, но и выбрать среди потенциальных стратегий поведения ту, которая ведет к "наибольшему счастью наибольшего количества людей". Принципиальным условием правильности утилитаристского суммирования является сохранение равной значимости счастья каждого человека в ходе решения вопроса о моральной правильности или неправильности планируемого действия. Позднее с легкой руки Дж. С. Милля посылка равной значимости ("каждый должен считаться за одного и никто - более чем за одного человека") получила название "бентамовского афоризма".

Основным внутренним противоречием утилитаристской этики И. Бентама является необходимость совмещения строго гедонистической психологии с императивностью принципа "наибольшего счастья наибольшего количества людей". Если удовольствие и страдание, по словам И. Бентама, "верховные властители" человечества, то исполнение требования увеличивать суммированное счастье никак не может быть вменено их "верноподданным". Ведь исполнение принципа "наибольшего счастья" совсем не обязательно приносит действующему лицу то удовольствие, которое превышает его страдания от негативных последствий соблюдения этой нормы или от потери возможности совершать иные (нравственно неоправданные) поступки. Один из способов решения этой проблемы связан с бентамовским разграничением "частной этики", служащей счастью самого индивида, и "законодательства", служащего счастью общества, в том числе созданию системы институтов и традиций, в которой стремление каждого к своей пользе будет улучшать положение всех. Однако этот ход мысли всего лишь переносит противоречие на уровень мотивов законодателя, исток которых остается непонятным. Да и в рамках "частной этики", как она описана И. Бентамом, стремление к счастью другого уже соединено со стремлением к собственному счастью. Другой способ решения проблемы - ослабление гедонистических посылок психологической теории, стоящей за утилитаристской этикой, признание того, что не всякое стремление есть стремление к удовольствию. Но отсюда следует, что и желание блага другому человеку не обязательно должно принимать форму стремления обеспечить ему максимальное количество удовольствий. Тем самым подрывается универсальность критерия "наибольшего счастья наибольшего количества людей".

Идейный наследник И. Бентама Дж. С. Милль рассматривал консеквенциалистское понимание морали в качестве неизбежного для этики ("моральность действий зависит от последствий, которые они порождают - таково убеждение разумных людей, принадлежащих ко всем школам") и считал основным предметом теоретических разногласий вопрос о том, какие критерии позволяют определять моральную значимость последствий. В этой связи Милль попытался разработать обоснование правильности утилитаристского критерия - "принципа пользы". Это обоснование не является строгим доказательством и призвано лишь "расположить" интеллект к принятию данного принципа. Миллевское обоснование предполагает последовательный переход от всеобщего желания счастья к его объективной "желательности", и от утверждения о том, что счастье есть благо для конкретного человека к утверждению о том, что благом для совокупности людей является именно общее счастье. Последний шаг часто рассматривается как доказательство неразрывной связи общего счастья и счастья каждого индивида, т.е. как рассуждение, прямо формирующее альтруистические убеждения. Однако скорее всего оно всего лишь показывает необходимость беспристрастного суммирования счастья теми, кто уже стремится обеспечить благо определенной совокупности людей.

В отличие от И. Бентама, у Дж. С. Милля нет единого понимания той роли, которую "принцип пользы" играет в ходе принятия решений моральным субъектом. Довольно часто этот принцип характеризуется им как способ определения долга в конкретных ситуациях. В трактате "Утилитаризм" мы находим следующую формулировку: "Учение, признающее основанием нравственности полезность или принцип величайшего счастья, оценивает поступки по отношению их к нашему счастью: те поступки, которые ведут к счастью, - хороши, а те, которые ведут к несчастью, - дурны". Не исключено, что данное утверждение относится не столько к единичным поступкам, сколько к их классам, а значит, к общей норме, на которую следует опираться в ходе принятия решений. Но и в этом случае текст "Утилитаризма" не оставляет сомнений в том, что выявление классов правильных и неправильных поступков представляет собой лишь часть предназначения "принципа пользы". Последний позволяет не только формулировать так называемые "вторичные правила", но и ситуативно проверять результаты их применения. Возможность такой проверки демонстрирует ключевая миллевская аналогия. Он уподобляет "вторичные правила" морали результатам готовых астрономических вычислений из "Морского альманаха", которые моряки могли бы получить и непосредственно в ходе плавания. Однако такая проверка, по Дж. С. Миллю, не только возможна, но и необходима. По крайней мере во всех нехарактерных и сомнительных случаях. Так, каждый знает, что кража "вредна для счастья людей". Однако "для того чтобы спасти жизнь человека, не только дозволительно, но даже обязательно украсть или отнять силою необходимую для этого вещь или лекарство". За пределами текста "Утилитаризма" у Дж. С. Милля встречаются формулировки, которые исключают прямое действие "принципа пользы". Так, в "Системе логики" Милль утверждает, что "есть много добродетельных действий... которые в частных случаях ведут к потерям в отношении счастья, производят больше страдания, чем удовольствия. Однако такое поведение... имеет оправдание лишь тогда, когда существует возможность продемонстрировать, что в целом в мире будет больше счастья, если будут поощряться те чувства, которые делают людей в некоторых обстоятельствах невнимательными по отношению к счастью".

Еще одним отличием от этической теории И. Бентама является то, что Дж. С. Милль обнаруживает в сфере удовольствия качественные разграничения. Так, И. Бентам утверждал, что удовольствие от примитивной игры в кнопки не только равно удовольствию от поэзии и музыки, но даже превосходит его в силу своей "общедоступности" и "невинности". Дж. С. Милль увидел в этом утверждении не только грубое искажение основ нравственного опыта, но и один из главных поводов для нападок на учение. Противники утилитаризма утверждают, что доктрина, в которой нет более прекрасной и благородной цели, чем удовольствие, "достойна разве одних только свиней". Однако, по мнению Дж. С. Милля, эти нападки опираются на неверное предположение, что человек не способен иметь иных удовольствий, кроме "свинских", либо не способен разграничивать "скотские" и "более возвышенные" (умственные, нравственные, эстетические) удовольствия. Критерием для разграничения "высших" и "низших" удовольствий, но Дж. С. Миллю, является следующий: "Если люди, вполне испытавшие два каких-либо удовольствия, отдают одному из них столь большое предпочтение, хотя и знают, что достижение его сопряжено с гораздо большими неприятностями, чем достижение другого, но все-таки предпочитают его даже и тогда, когда другое представляется им в самом большом количестве, в каком только возможно, то мы имеем полное основание заключить, что предпочитаемое удовольствие имеет перед другим столь значительное качественное превосходство, что количественное между ними отношение теряет при этом почти всякое значение". Дж. С. Милль не дает однозначного ответа на вопрос, можно ли ориентироваться в вопросах разграничения удовольствий по качеству на "общее чувство и общее мнение" или только на мнение тех людей, которые "поставлены в благоприятные условия для опыта, способны к самонаблюдению и к самосознанию". Однако в любом случае он считает необходимым скорректировать определение "принципа пользы" в соответствии с качественным подходом к удовольствиям: в отношении самого себя и в отношении других высшей целью человека является "существование, наивозможно свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями как количественно, так и качественно".

Отдельные проблемы утилитаристской этики и их отражение в современных этических дискуссиях. Каждый из пунктов утилитаристской схемы определения должного поступка вызывает значительные затруднения у морального субъекта, пытающегося ее использовать. Попытки снять такие затруднения и найти оптимальные формы применения "принципа пользы" задают основные направления развития современной утилитаристской этики.

1. Выбор объекта утилитаристского обоснования. Первый вопрос, с которым сталкивается этика утилитаризма: что именно должно проверяться с помощью утилитаристского теста на сравнительное увеличение полезности? В качестве возможных кандидатов выступают последствия единичных действий, последствия применения нравственных норм и последствия деятельного воплощения мотивов поведения и черт характера. Считается, что до Г. Сиджвика, третьего крупного представителя классического утилитаризма, различие подходов, возникающих вследствие разных ответов на этот вопрос, отчетливо не осознавалось. Как мы показали выше, И. Бентам обсуждал лишь один из них, а Дж. С. Милль, не испытывая особенных неудобств, использовал разные подходы в различных теоретических контекстах. Однако в настоящий момент границы между ними вполне определенны, а их различие активно обсуждается.

Первый подход получил название "прямого утилитаризма", в качестве синонима используется понятие "утилитаризм действий" (яркие представители - Дж. Смарт, П. Сингер). Критерием нравственной правильности конкретного поступка в данном случае считается его способность приводить к таким последствиям, которые в наибольшей степени увеличивают полезность. Другой подход предполагается "косвенным утилитаризмом", представители которого по ряду причин отказываются проводить через тест на увеличение полезности последствия конкретных действий. В качестве оснований для отказа могут выступать: а) сложность анализа последствий отдельных поступков в конкретных ситуациях; б) неспособность индивидов сохранять эмоциональное равновесие и беспристрастность в ходе подобного анализа; в) опасные последствия "утилитаризма действия" для координации деятельности между людьми, сохранения общественного порядка и солидарности. К примеру, отдельная кража при "беспристрастно благожелательном" распределении украденного может дать очень хорошие результаты в отношении совокупной удовлетворенности или благосостояния затронутых ею сторон. Однако признание условности запрета на воровство, вытекающее из одобрения отдельной кражи, ведет к катастрофическим последствиям в том же самом отношении.

Аргументация против "утилитаризма действия" порождает два варианта "косвенного утилитаризма", имеющих разную распространенность: "утилитаризм мотивов и свойств характера" и "утилитаризм правил" (если нормы берутся вместе с обеспечивающими их исполнение санкциями - "утилитаризм институтов"). В последнем, более влиятельном, варианте утилитаристской моральной философии главным предметом поиска является наиболее удачный в отношении максимизации полезности этический кодекс. По мнению Р. Брандта, он должен включать набор правил поведения, который был бы достаточно прост, чтобы его можно было легко изучить, и набор процедур для решения конфликтов между нормативными положениями, которые были бы достаточно эффективны, чтобы моральный субъект не попадал в тупиковые ситуации.

Некоторые философы пытаются показать ложность дихотомии двух типов утилитаризма. Так, с точки зрения Р. Хеара, их противостояние снимается с помощью разграничения между "критическим" и "интуитивным" уровнями морального мышления. Второй уровень полагается на готовые, апробированные опытом поколений и закрепленные на уровне привычек и автоматизмов моральные нормы. Повседневная практика принятия нравственных решений должна осуществляться именно на этом уровне. И лишь в некоторых случаях, когда готовые нормы конфликтуют между собой или когда исполнение нормы в новой и непривычной ситуации очевидно ведет к негативным в отношении суммарного благосостояния последствиям, вступает в действие критический уровень. Он включает в себя оценку полезности, сопряженной с альтернативными линиями поведения в конкретной ситуации. Следует отметить, что подобный вариант соединения двух видов утилитаризма является всего лишь более реалистичной версией утилитаризма действий.

2. Содержание и измерение благосостояния отдельных индивидов. Классическая утилитаристская традиция недвусмысленно отождествляла индивидуальную полезность с удовольствием и счастьем. В современном утилитаризме этот тезис превратился в остро дискуссионный. Основной альтернативной позицией является такой критерий благосостояния как удовлетворенность желаний. В отличие от счастья или удовольствия он не является исключительно субъективным, поскольку включает в понятие благосостояния не только переживания, но и некоторые объективные результаты деятельности человека (достижения, материальные приобретения, высокую внешнюю оценку) или даже просто благоприятные для него ситуации. Данный критерий благосостояния имеет то преимущество, что позволяет отсеивать некоторые удовольствия, которые не сопровождают, а замещают собой предметную практику. Переход к утилитаризму удовлетворения желаний является одним из способов ответа на контраргумент против утилитаризма, состоящий в том, что утилитаристски мыслящий моральный субъект должен был бы одобрить противоречащее нравственной интуиции решение о своем собственном (либо всеобщем) подключении к "аппарату, стимулирующему центры удовольствия", или к "машине по производству личного опыта". Некоторые из сторонников этой позиции полагают, что утилитаризм должен оперировать даже не концептом "желание", а концептом "предпочтение", который отражает тот факт, что желания человека находятся в иерархизированном состоянии, имеют для него разную значимость. Не располагая информацией о предпочтениях лица в отношении разных желаний, мы не сможем построить его индивидуальную "функцию полезности".

Защитники традиционного понимания благосостояния (одним из них являлся Р. Брандт в поздний период своего творчества) предполагают, что утилитаризм счастья вполне способен справиться с трудностями, которые порождает субъективность этого критерия, а вот утилитаризм удовлетворения желаний (предпочтений) изначально оказывается несостоятельным в практическом отношении. Мир человеческих желаний находится в процессе постоянного изменения, и мы не можем выбрать такую линию поведения, которая максимально увеличивает их удовлетворение, поскольку не знаем, желания какого времени необходимо принимать за точку отсчета: прошлые, нынешние или будущие. У нас нет оснований исключать из расчета прошлые желания, поскольку их еще можно исполнить. Прошлое счастье не создает подобных проблем, поскольку на него нельзя повлиять. Нет у нас и достаточных оснований для пренебрежения будущими желаниями. Если их возникновение неизбежно, то именно на их фоне решение будет оцениваться спустя некоторое время. По мнению Р. Брандта, это означает, что процедура выявления прироста благосостояния от альтернативных линий поведения становится бесконечно сложной и искусственной.

Другая часть проблем, связанных с измерением индивидуального благосостояния, порождена вопросом о том, какие из удовольствий или желаний необходимо учитывать, определяя индексы полезности планируемых поступков: все или только некоторые. Утверждение о том, что любое удовольствие (удовлетворенное желание) увеличивает благосостояние человека, существенным образом расходится с интуитивно очевидными представлениями. Удовольствие от импульсивных саморазрушительных действий является хорошим примером. Для того чтобы уменьшить такое расхождение, современные утилитаристы готовы принимать в расчет только те желания (удовольствия), которые являются "глобальными", т.е. вызваны не отдельным событием, а соответствием происходящего со мной моему видению наилучшей жизни (Дж. Гриффин), а также "информированными" (Дж. Харсаньи) или "рациональными" (Р. Брандт), т.е. пришедшими рефлексивную процедуру проверки их аутентичности. С точки зрения Р. Брандта, аутентичность желаний проверяется посредством "когнитивной психотерапии" - процесса, в ходе которого человеку неоднократно, в предельно ясном виде и в обстановке, способствующей спокойному обдумыванию, предъявляется вся относящаяся к условиям и последствиям удовлетворения определенного желания информация. Когнитивная терапия не является средством моральной (ценностной) критики желаний, она всего лишь исключает те желания, которые возникают в результате ошибочных представлений о мире и о себе. Когда речь идет об оценке благосостояния другого человека когнитивная терапия превращается в гипотетическую процедуру.

Наконец, в современной утилитаристской мысли обсуждается качественная неоднородность желаний и удовольствий, которая вносит существенные поправки в методики определения количественных показателей индивидуального благосостояния. Часть философов морали следует за Дж. С. Миллем, признавая качественное отличие высших удовольствий от низших, а значит, отсутствие возможности компенсировать недостаток высших удовольствий за счет прибавления любого количества низших. Однако их оппоненты указывают на тот факт, что из качественного характера различий следует сомнительный вывод, что повышение критически низкого уровня низших удовольствий или даже устранение положительного страдания, относящегося к телесночувственной сфере, нельзя скорректировать за счет самых минимальных потерь в области высших удовольствий. Благосостояние человека, который имеет возможность прослушать 100 концертов классической музыки и страдает при этом от непрерывных мучительных болей, должно оцениваться как более высокое, чем благосостояние человека, который не страдает от болей, но прослушал на один концерт меньше. Чтобы избежать таких выводов, многие современные утилитаристы признают общую правомерность миллевского разграничения, однако пытаются избежать тезиса о радикальной несоизмеримости разных удовольствий. Они используют для обоснования относительного преимущества высших удовольствий такие количественные параметры, как расширение общей чувствительности и восприимчивости человека, а также меньшее количество негативных последствий. По мысли Дж. Дж. Смарта, этот подход является рациональным еще и потому, что в области реальной нравственной практики количественный и качественный подходы к разграничению удовольствий не ведут к существенным разногласиям.

3. Определение суммарной полезности коллективов. В сфере определения полезности, относящейся ко множеству людей, затронутому последствиями определенного решения, можно выделить две группы проблем. Первая группа связана с трудностью сравнения уровня удовлетворенности одного человека с уровнем удовлетворенности другого. Счастье или позитивные переживания, возникающие от исполнения желаний, являются сугубо субъективными феноменами: они не поддаются непосредственной фиксации и очевидному масштабированию. В этом вопросе мы лишены точек отсчета, единиц измерения и измерительных приборов. Внутри собственного психического опыта каждый человек проводит разграничения между приятными или неприятными ощущениями по их интенсивности, хотя его суждения по этому поводу и не могут быть проверены извне. Но когда речь заходит о таком же сравнении в отношении к разным людям, подвергающимся одинаковому воздействию, а тем более - к разным людям, повергающимся разным воздействиям, исчезают хоть сколько-то надежные основания для итогового суждения. Как заметил современный утилитарист Р. Гудин то обстоятельство, что и я, и ты рассматриваем боль от укола булавкой как намного меньшую, чем боль от сломанной руки, не может стать "архимедовой точкой, позволяющей сказать определенно, что моя сломанная рука для меня хуже, чем твой булавочный укол для тебя". Чувствительность к боли одного человека может быть настолько больше, чем чувствительность другого, что укол будет весить на беспристрастных утилитаристских весах не меньше, а больше, чем сломанная рука. Это не исключено, но и недоказуемо. В утилитаристской этике и близкой к ней экономической теории благосостояния эта проблема получила название "проблема межличностных сравнений".

Вторая группа проблем связана с тем, что суммирование положительных и отрицательных переживаний разных людей ведет к некоторым следствиям, которые не приемлемы для общераспространенных моральных представлений. Прежде всего оно создаст преференции в пользу людей, которые от природы или в результате специфического жизненного опыта имеют повышенную чувствительность по отношению к удовольствию или страданию. Особенно противоречивыми с нравственной точки зрения являются преференции, которые порождает повышенная чувствительность к удовольствию. Это можно продемонстрировать с помощью мысленного эксперимента "монстр полезности". В свете утилитаристской этики человек, обладающий многократно превосходящими средний уровень способностями к получению удовольствий (к извлечению полезности из определенной порции ресурсов), имел бы полное моральное право на такую долю ресурсов, которая многократно больше доли любого среднего человека. Еще более абсурдным является другое следствие: если бы какой-то из "монстров полезности" получал удовольствие от страданий других людей, то причинение таких страданий было бы морально оправданным. Второй парадокс суммирования индивидуальных индексов счастья (удовлетворения желаний) связан с выбором способов увеличения полезности. Рост суммарной полезности может опираться как на меры по увеличению уровней индивидуального благосостояния, так и на меры по увеличению количества субъектов, способных к переживанию счастья (удовлетворению желаний). Между этими способами нет никакого ценностного различия. В подобной перспективе нищее и большое сообщество может оказаться лучше материально благополучного, но небольшого, а значит переход от благополучия, сопряженного с контролем над численностью населения, к нищете при неконтролируемом демографическом росте или при его стимулировании будет допустимым или даже морально обязательным (так называемый "отвратительный вывод"). Наконец, суммирование полезности, предполагающее возможность обеспечивать благосостояние большинства за счет потерь или сохранения низкого уровня благосостояния меньшинства, может санкционировать самые вопиющие социальные неравенства, эксплуатацию и подавление. Это обстоятельство создает третий парадокс суммирования.

Каковы возможные способы преодоления этих трудностей, предложенные самой утилитаристской этикой. Одним из наиболее эффективных способов обойти проблему межличностных сравнений является переход к ординалистской интерпретации полезности (ординалистская версия утилитаризма разработана К. Эрроу). Исследователь может отказаться от обсуждения относительной интенсивности желаний отдельного человека и разных людей, ограничившись учетом артикулированного ими порядка предпочтений. В определенный момент времени ситуация. А предпочтительна для меня ситуации В, а та в свою очередь предпочтительна ситуации С. Никакие количественные индексы этим ситуациям можно не приписывать. Ординалистская интерпретация полезности отвечает отчасти и на другие проблемы суммирования. Так, повышенная чувствительность к удовольствиям "монстров полезности" теряет на ее фоне всякую моральную значимость. Однако дело в том, что на основе порядка индивидуальных предпочтений оказывается крайне сложно установить порядок предпочтений для определенного сообщества в целом. Знаменитый "парадокс голосования" свидетельствует об этом чрезвычайно ярко. В том случае, если предпочтения лица а в отношении трех альтернатив будут А > В > С, лица b - В > С > А, лица с - С > А > В, то способом определения коллективного приоритета может быть лишь двухэтапное голосование. Сначала - по поводу одной пары альтернатив, а затем - по поводу победившего на первом этапе и еще не ставившегося на голосование варианта. Исход такой процедуры будет зависеть исключительно от того, какая из пар окажется первой поставлена на голосование (т.е. от случайного фактора). В той же мере случайным (или же пристрастным) будет вывод о максимальной полезности для группы аbс.

Преодоление проблемы межличностных сравнений может вестись и на другом направлении - доказательства ее малой значимости для суммирования. Так, Дж. Харсаньи полагает, что для осуществления межличностных сравнений нам достаточно изучить словесно артикулируемые предпочтения других людей, совокупность внешних выражений этих предпочтений в их поведении, а затем осуществить воображаемое проникновение в их сознание. Случаев, когда такая методика подводит, в реальной практике не так много. Лишь экзотические формы культурного опыта вызывают сомнение в перспективе межличностных сравнений. Это, по мнению Дж. Харсаньи, позволяет сохранить права за умеренным кардинализмом (интерпретацией полезности в качестве величины, интенсивность которой может быть измерена)1.

Для предотвращения выводов, противоречащих нравственной интуиции, господствовавший в классическом утилитаризме принцип увеличения совокупной полезности заменяется на иные принципы или модифицируется. Одним из замещающих принципов является принцип "средней полезности", который требует исчислять удовлетворенность предпочтений на душу населения (Дж. Дж. Смарт, Дж. Харсаньи). При его применении лишаются моральной санкции экстенсивные стратегии роста удовлетворенности предпочтений. Другим субститутом является принцип В. Парето, часто, но не всегда совмещающийся с ордипалистской интерпретацией полезности. В соответствии с ним действие оправдано, если в его результате хотя бы один человек увеличивает удовлетворенность своих предпочтений, а остальные ее не уменьшают. Принцип В. Парето автоматически гарантирует внимание к благосостоянию каждого человека, чей интерес затронут определенным действием. Он не дает возможности жертвовать единицами ради общего блага. Однако его существенным недостатком является то обстоятельство, что сам он серьезно противоречит нравственной интуиции. Ведь он запрещает ухудшать положение отдельных индивидов в сравнении с определенным status quo и, значит, способствует сохранению тех ситуаций, традиций или институтов, которые предполагают неравенство, эксплуатацию и подавление. Принцип В. Парето категорически запрещает осуществлять мероприятия, которые ведут к росту благосостояния большого количества людей, если эти мероприятия требуют даже минимальных потерь меньшинства. Он сохраняет свой консервативный заряд даже в том случае, когда это меньшинство осуществляет диктатуру или присвоило себе львиную долю материальных ресурсов. Выходом из этого положения считается правило компенсации людей, проигравших от не соответствующего принципу В. Парето изменения (так называемое правило Калдора-Хикса).

Но его оправданность тоже стоит под вопросом: не означает ли полная компенсация проигравших того, что положение вообще не изменилось? Одной из самых известных модификаций или конкретизаций принципа совокупной полезности является требование обязательного учета известной уже классическим утилитаристам тенденции "убывания предельной полезности". Эта тенденция состоит в том, что удовлетворение от каждой новой порции некоего блага ("предельная полезность") имеет тенденцию к уменьшению пропорционально уже существующей обеспеченности им реципиента. Отсюда следует, что получение неимущими определенного количества благ дает в целом больший прирост полезности, чем потеря того же количества благ избыточно обеспеченными (Р. Хеар, Р. Брандт и др.).

4. Зависимость нравственной оценки действия от его последствий. Значительные трудности утилитаристской этики связаны с ее консеквенциалистским характером. Прежде всего под вопросом стоит наличие познавательных средств, которые позволяют с точностью определять относящиеся к туманной области будущего последствия отдельных действий или функционирования нормативных систем. Ни один самый мощный интеллект не способен проанализировать всю необходимую для принятия консеквенциалистского решения информацию. Однако наиболее шокирующим с этической точки зрения следствием консеквенциализма оказывается зависимость, возникающая между сугубо интеллектуальными свойствами человека, задействованными в процессе предвидения, и итоговой моральной оценкой его поведения. С точки зрения утилитаризма, моральный субъект может оказаться признан совершившим безнравственное действие, нарушившим свой долг просто в силу того, что он недостаточно искусен в деле определения отдаленных последствий своих поступков.

Отдельной проблемой является вопрос об итоговом состоянии дел, которое подлежит оценке в свете произведенной действием полезности. Необходимость выбирать такое состояние ставит утилитаристского морального субъекта в крайне двусмысленное положение. Ограничивая анализ последствий своих действий определенным моментом во времени, он снимает с себя ответственность за все, что произойдет позднее, даже если через секунду после этого момента случится спровоцированная его действиями катастрофа. Отказываясь от подобного ограничения, он сталкивается с полной неопределенностью в отношении круга затронутых действием лиц и возможного влияния на них планируемого поступка. Другими словами, он лишается всяких оснований для предпочтения той или иной альтернативы. Если обсуждаемое им решение предполагает самоограничение ради тех, кто будет жить в будущем, как это происходит при использовании общего достояния нации или человечества, то отсутствие отчетливого и ограниченного временного горизонта расчетов диктует абсолютную жертвенность со стороны ныне живущих людей. Ведь они ограничивают себя ради благосостояния потенциально бесконечного количества субъектов.

Ответ на некоторые трудности, связанные с предвидением будущего, даст так называемый вероятностный утилитаризм. Именно он соответствует двум глубоко укорененным моральным убеждениям. Во-первых, убеждению в том, что поступок, последствия которого имеют максимальный эффект в отношении суммарного благосостояния, но могут наступить с очень небольшой степенью вероятности, не является наилучшим в моральном отношении, если его менее благотворные альтернативы обладают гораздо большими шансами воплотиться в действительности. Во-вторых, убеждению в том, что наступление маловероятных негативных последствий какого-то действия не делает его безнравственным. Вероятностный утилитаризм открывает также возможность для снижения излишней требовательности к когнитивным способностям утилитаристского морального субъекта. Он вменяет ему такой уровень определения вероятности последствий своих действий, который доступен любому взрослому человеку, чьи умственные способности находятся в пределах нормы.

Ответ на трудности, связанные с итоговым состоянием дел возникает на основе тезиса о пропорциональном убывании сегодняшней ценности будущего благосостояния (так называемое "дисконтирование будущего"). Как в индивидуальном опыте, так и по отношению к группам людей будущее счастье (удовлетворение предпочтений), как и будущее страдание, должны рассматриваться с определенным понижающим коэффициентом. Чем более отдаленными во времени являются последствия поступка, тем меньшую значимость они должны иметь в сравнении с последствиями ближайшего будущего. Это означает, что последствия определенного действия постепенно "затухают" и "растворяются" по мере дальнейшего течения времени и, начиная с какой-то точки на временной оси, ими можно пренебрегать. Среди основных аргументов пользу дисконтирования будущего - склонность к нему каждого человека, принимающего решения, касающиеся его собственной жизни, а также неустранимая неопределенность по поводу того, будут ли существовать лица, затронутые последствиями действия, в будущем. В отношении частного вопроса о материальных самоограничениях ныне живущих людей ради благосостояния людей будущего в пользу дисконтирования работает еще и такое обстоятельство, как возможность увеличивать общее достояние за счет эффективного использования ресурсов в ближайшей временной перспективе.

от лат.: utilitas - польза, выгода), принцип (фил. направление) оценки всех явлений только с точки зрения их полезности, возможности служить средством для достижения какой-л. цели; основанное И. Бентамом позитивистское направление в этике, считающее пользу основой нравственности и критерием человеческих поступков.

Отличное определение

Неполное определение ↓

УТИЛИТАРИЗМ

от лат. utilitas - польза) - направление в моральной философии, основанное Дж. Бентамомв трактате «Введение в принципы нравственности и законодательства» (1780) и развитое в его классическом виде и именно под названием «У». Дж.С. Милаем («Утилитаризм», 1863). Милль сформулировал основные аргументы У. против многочисленных возражений критиков; главный пафос миллевской полемики был направлен против априоризма и интуитивизма, а персонально - против И. Канта и его английских последователей. Согласно У., в основе морали лежит общее благо (как счастье большинства людей), которое Бентам называл общей пользой, безусловно отличая ее от корысти, или личной выгоды. Под принципом пользы он понимал принцип выбора действий и оценки поступков, который ориентирует на максимально большее благо. Если действие касается интересов сообщества, то речь идет о пользе (счастье) сообщества, если - интересов индивида, то речь идет о пользе индивида. Формула общего блага - «наибольшее счастье наибольшего числа людей» - встречалась и раньше, у Ф. Хатчесона, Ч. Бекаария, К. Гельвеция и др., однако именно Бентам придал ей принципиальное значение для построения теории морали.

Согласно У., все люди стремятся к удовлетворению своих желаний. Счастье или польза заключается в удовольствии, но при отсутствии страдания, т.е. счастье заключается в чистом, длительном и непрерывном удовольствии. И удовольствие, и польза принимаются в У. в широком смысле: под наслаждением понимаются всякие наслаждения, в т.ч. чувственные, под пользой понимается всякая польза, в т.ч. выгода. У. - это теория, направленная против эгоизма. Приемлемость в каждом конкретном случае получаемого удовольствия или выгоды определяется тем, содействуют ли они достижению высшей цели. На этом же основываются определения (оценки) явлений и событий как хороших или дурных. При этом человек, по У, должен, имея в виду высший нравственный принцип, стремиться обеспечить хотя бы свое частное благо; в духе "ротестантской этики тем самым предполагалось, что человек должен исполнить в первую очередь свое профессиональное и социальное предназначение, но исполнить его с чистыми руками, по совести - добродетельно.

В У. - в продолжение той линии в моральной философии, которая идет от Аристотеля и Эпикура и в противовес кантианству, - мораль выводится из того, что составляет конечную (высшую) цель. Мораль определяется Миллем как «такие правила для руководства человеку в его поступках, через соблюдение которых доставляется всему человечеству существование, наиболее свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями». Три фактора, по Миллю, препятствуют осуществлению принципа пользы или человеческому счастью: себялюбие людей, недостаток умственного развития и дурные государственные законы. Тем самым утверждалась недопустимость смешения целей и ценностей.

Главный моральный принцип конкретизируется в менее общих принципах второго уровня. И если брать моральные обязанности человека, то каждая из них соотнесена с второстепенными принципами. Эти принципы не менее значимы, чем главный принцип, и степень их обязательности такая же, как у главного принципа. Т.о., структура морали в У. Милля задается иерархией главного принципа (принципа пользы) и производных, или второстепенных, принципов, которыми, собственно, и руководствуется человек в конкретных поступках. Таковы, напр., принцип справедливости, правила «не вреди», «противодействуй несчастью», «соблюдай интересы ближних»; сюда же можно отнести заповеди Декалога. На практике люди обходятся второстепенными принципами и нередко даже понятия не имеют о существовании главного принципа. Однако в случае конфликта между различными второстепенными принципами роль общего основания для его разрешения играет главный принцип.

В связи с этим обнаруживается важная теоретическая дилемма, суть которой касается оснований оценки поступков. Согласно классическому У, оценка поступка должна основываться на результатах действия, взятого автономно, как отдельно осуществленного акта. Однако в интерпретации Милля основания оценки к этому не сводятся: он рассматривал соблюдение прав др. людей в качестве одного из результатов действия. Одновременно права человека выступают неким стандартом, выполнение которого вменяется каждому в обязанность. При том что каждое действие должно в конечном счете соотноситься с принципом пользы, и этот принцип - тоже определенный стандарт для оценки поступков - можно, т.о., выделить в У. уже два типа оснований оценки: результат, к которому привел поступок, и стандарт, или правило, которому поступок должен соответствовать.

Это различие не было концептуально осмыслено Миллем, но оно определило развитие У. в 20 в., отразившись в двух течениях У: У. действия (actutilitarian-ism) и У. правила (rule-utilitarianism). Согласно У. действия, который продолжает традицию классического У, каждый человек в условиях выбора должен руководствоваться стремлением получения наибольшего счастья для наибольшего числа людей, вовлеченных в ситуацию поступка (П. Сингер). Как указывают критики У. действия, такое основание выбора может противоречить взятым ранее обязательствам или принятым долгосрочным жизненным планам. Согласно У. правила, при выборе поступка следует определить, какой набор конкретных правил, будучи принятым в обществе, обеспечит максимизацию пользы, а затем руководствоваться этими правилами (Р. Брандт). Второе направление является доминирующей формой современного У.

УТИЛИТАРИЗМ

от лат. utilitas – польза, выгода) – филос. и идеологич. принцип, согласно к-рому всякий природный и культурно-историч. феномен рассматривается не в его собственной конкретности, а лишь как средство для внешней цели – полезного эффекта. Ст. зр. У., всякий предмет, всякое богатство определяется через ту пользу, к-рую может из него извлечь потребление (индивидуальное или производительное) или нек-рый социальный институт, возведенный в самоцель. Для У. все только служебно и мир есть лишь резервуар "вещей", более или менее пригодных для утилизации. Бурж. сознание рассматривает предметный мир культуры "...под углом зрения какого-нибудь внешнего отношения полезности..." (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Из ранних произв., 1956, с. 594). Это сознание определяется овеществлением и соответствующей ему системой отношений полезности. Отношение полезности есть такое реальное, связанное с отчуждением отношение, при к-ром предметные воплощения человеческих способностей функционируют преим. без их распредмечивания (см. Опредмечивание и распредмечивание), как готовые полезные средства, безотносительно к создавшей их творч. деятельности, к ее характеру, генезису, смыслу и т.п. Напр., в науке результат мышления обретает самостоят. форму "готового знания", соответствующую его возможной утилизации. Наиболее развитое выражение отношение полезности получает в классовой эксплуатации. Гегель видел в "теории полезности" итог идеологии Просвещения: "...в полезности чистое здравомыслие завершает свою реализацию... Так же, как для человека все полезно, он и сам полезен, и... его определение – сделаться общеполезным и общепригодным членом человеческого отряда... Где он находится, там его надлежащее место; он извлекает пользу из других, а другие извлекают пользу из него... Для человека как вещи, с о з н а ю щ е й это отношение, в этом обнаруживается его сущность и его положение..." (Соч., т. 4, М., 1959, с. 312, 302). Маркс исследовал за извращающим творч. характер человеческой культуры "словесным маскарадом" теории полезности "действительный маскарад": то реальное извращение, когда "для индивида его отношения имеют значение не сами по себе, не как самодеятельность, а как маски некоей действительной третьей цели и отношения", к-рое подставляется на место конкретного содержания этих отношений (MEGA, Abt. 1, Bd 5, В., 1932, S. 388). В классовом обществе господство собственно материального произ-ва над культурой навязывает ей мерило полезности, делает полезность способом включения индивида в обществ. связь в качестве средства, низводя его до уровня экономич. персонажа. В системе разделения деятельности наделенные самостоятельностью наука и иск-во преобразуются по образу и подобию собственно материального произ-ва. Бурж. произ-во создает "...систему всеобщей эксплуатации природных и человеческих свойств, систему всеобщей полезности; даже наука, точно так же как и все физические и духовные свойства человека, выступает лишь в качестве носителя этой системы всеобщей полезности, и нет ничего такого, что вне этого круга общественного производства и обмена выступало бы как нечто с а м о п о себе более высокое, как правомерное само по себе" (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 46, ч. 1, с. 386–87). При отношении полезности исполнители утилизуют предметные формы культуры и тем самым друг друга. Утилизация создает иллюзию связи там, где на деле продолжает углубляться разрыв между развиваемой в отчужденной форме культурой и ничтожными по сравнению с ней индивидуальными способностями "частичных работников", форма поведения к-рых становится все более алгоритмизированной и враждебной творчеству. Критикуя мелкобуржуазную эгалитаристскую концепцию "грубого", "казарменного коммунизма", Маркс вскрыл реакционность стремления ликвидировать всю ту культуру, к-рая не может стать утилитарно пригодной и доступной каждому обывателю, следовательно, ликвидировать интеллигенцию, заменив ее чиновниками. Отрицая частную собственность, эта концепция лишь последовательнее проводит отрицание личности частной собственностью, стремясь универсализовать отношение полезности, сделать всех в равной степени взаимно утилизующими друг друга, т.е. учредить царство коллективизированного У. Категория эксплуатируемого пролетария "...не отменяется, а распространяется на всех людей" (Маркс К. и Энгельс Ф., Из ранних произв., с. 586). Противоречие между возрастающей потребностью в творчестве, в способных к нему личностях и отношением утилизации разрешается только на пути коммунистич. преобразования мира, в к-ром человек шаг за шагом сбрасывает с себя все роли агента внутри собственно материального произ-ва. Преодолевая тем самым господство "внешней целесообразности", коммунистич. человек устраняет саму почву У. и утверждает развитие своих сущностных сил как самоцель. Относительно извращения марксизма в духе У. см. Экономический материализм. Г. Батищев. Москва. Утилитаризм в этике – теория морали, получившая широкое распространение в Англии 19 в. и отразившая умонастроения нек-рых слоев англ. либеральной буржуазии. Бентам – основоположник У. – делал основой морали полезность, к-рую он отождествлял с наслаждением. Исходя из натуралистич. и внеисторич. понимания природы человека, Бентам видел конечное назначение морали в том, чтобы способствовать естеств. стремлению людей испытывать наслаждение и избегать страданий. В содействии "наибольшего счастья" (удовольствия) для "наибольшего числа людей" и состоит, согласно Бентаму, смысл этич. норм и принципов. Рассматривая общее благоденствие как сумму благ частных лиц, Бентам предполагает благо одного лица равнозначным благу всякого другого. По словам Маркса, Бентам "с самой наивной тупостью... отождествляет современного филистера – и притом, в частности, английского филистера – с нормальным человеком вообще. Все, что полезно этой разновидности нормального человека и его миру, принимается за полезное само по себе" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23, с. 623, прим.). Способ мышления буржуа отразился в этике Бентама и в том, что он сводит проблему морального выбора к простой калькуляции выгод и потерь, наслаждений и страданий, к-рые могут повлечь за собой различные альтернативы действий. Внутр. противоречия этич. теории У. выявились у Дж. С. Милля, к-рый попытался сгладить эгоистич. моменты этики У. и пришел в итоге к эклектич. сочетанию различных принципов. Так, принцип личного счастья (удовольствия) Милль дополнил требованием согласования различных интересов, ввел качественное разграничение "низших" (чувственных) и "высших" (интеллектуальных) удовольствий, которым следует отдавать предпочтение, признал ценность добродетели в ней самой, а не в пользе, приносимой ею, и т.п. Натуралистич. обоснование морали в У. было подвергнуто критике в совр. бурж. этике и прежде всего Дж. Муром, к-рый, однако, сам использовал утилитарный критерий оценки поступков по их последствиям (т.н. идеальный У.). Другие бурж. теоретики, переосмысливая Бентама и Милля, считают, что принцип полезности может быть основанием лишь общих моральных норм, но не каждого отд. действия; поступок должен выбираться в соответствии с существующей общей нормой ("ограниченный У." Дж. О. Эрмсона, Дж. Д. Маббота и др. в противоположность "крайнему У. " приверженцев классич. У. – Дж. Смарта, Г. Дж. Мак-Клоски). Дискуссия между теми и другими, прошедшая в 1950-х гг., имела в основном формально-методологич. характер, и в ней даже не поднимался вопрос о социальных причинах того, почему целесообразность ("полезность") общей моральной нормы может вступать в противоречие с целесообразностью отд. поступка. Лит.: Милль Д. С., Утилатарианизм, пер. с англ., 3 изд., СПБ, 1900; Moore G. ?., Principia ethica, Camb., 1903, p. 16–19; Urmsоn J. O., The interpretation of the moral philosophy of J. S. Mills, "The Philosophical Quarterly", 1953, v. 3, No 10; Mabbott J. D., Interpretations of Mill´s utilitarianism, там же, 1956, v. 6, No 23; Smart J. J. C., Extreme and restricted utilitarianism, там же. No 25; Mс Сlоskey H. J., An examination of restricted utilitarianism, "Philosophical Review", 1957, v. 66, No 4. О. Дробницкий. Москва.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Термин «утилитаризм» происходит от латинского «utilitas» - польза, выгода. Теория утилитаризма разработана в XIX в., основные ее представители - британские философы Д.Юм (1711-1776), И.Бентам (1748-1832) и Д.С.Милль (1806-1873), хотя многие взгляды, связываемые с этой теорией, сложились намного раньше. Основной принцип утилитаристских теорий - принцип учета результата, пользы (или вреда), то есть послед­ствий конкретного действия. Именно это и есть сущность моральной оценки действия, а не следование при его выборе неким абстрактным, абсолютным или навязанным правилам. Иногда утилитаристские теории могут называть также телеологическими (от греч. telos - цель), поскольку определяющим элемен­том поступка или действия является его цель. При этом все, что относится к замыслам, на­мерениям, мотивам действующего лица, к тому, насколько оно руководствовалось моральными соображениями при выборе как цели, так и средств для ее достижения, остается на втором плане либо вовсе не принимается во внимание.

Позиции классического утилитаризма могут быть суммированы в ряде положений:

Действие считается правильным или неправильным не само по себе, но только по своим последствиям;

Благо или зло измеряется результатом, тем счастьем или несчастьем, к которому ведут действия (понятно, что правильными признаются действия, ведущие к наибольшему счастью);

Для человека важен как его личный интерес, так и интересы окружающих, поэтому правильными будут действия, которые ведут к наибольшему счастью большинства людей;

Нравственные чувства являются приобретенными, но они естественны, органичны природе человека, мораль при этом практична и деятельна, фактически тоже полезна.

Для позиции утилитаризма много резонов и оснований. Во-первых, весьма удобный способ выбран для оценки поступка, поскольку последствия легко увидеть, измерить, зафиксировать. Внешний наблюдатель видит их в качестве фактов много лучше, чем способен оценить побуждения, мотивы, о которых можно знать только со слов того, кто совершил поступок. Более того, и сам человек может ошибать­ся в истолковании мотивов собственного поведения, приписывать себе одни мотивы и скры­вать от самого себя другие, о чем много говорит современная психология.

С точки зрения утилитаризма действие будет морально оп­равдано в той мере, в какой оно ведет к возрастанию некоторо­го внеморального блага, которое, таким образом, выступает в качестве критерия для моральной оценкидействия. Таким благом могут быть красота, здоровье, знание, удовольствие, наслаждение и т.п. Отсюда, кстати, понятно, почему дея­тельность в таких областях, как искусство, медицина, наука, производство и пр., хотя она и не направлена на решение собственно моральных проблем, оказывается морально зна­чимой и подлежащей моральной оценке.

Какие же возражения возможны для вполне стройной и учитывающей, кажется, важнейшие факторы человеческого бытия концепции утилитаризма? Дело не только в том, что смысл термина «утилитаризм» нередко примитивизируется, и тогда говорят, что с утилитаристской точки зрения «цель оправдывает средства», а точнее - позитивные последствия позволяют оправдать даже безнравственные по своему замыслу действия, как «обеспечивающие наибольшее благо для наибольшего числа людей» хотя бы и ценой несчастья одного. Более принципиальными моментами является то, что в утилитаристской теории признается единствен­ный этический принцип - принцип пользы: мы должны действовать таким образом, чтобы достичь наилучшего из возможных соотношений между позитивными и негативными последствиями нашего действия, либо - если последствия при любом варианте будут негативными - наименьшего суммарного вреда. То есть, наш выбор оправдан, если предложенное решение по­рождает больше блага, чем любое другое. Но польза, принесенная одному, как правило, сочетается с причинением вреда кому-то другому. Если же перейти к учету не только количественных параметров, или к решению практических проблем, то использование принципов утилитаризма еще более затруднительно. Так, в медицине, как разрешить вопрос о предпочтительном выполнении операции пациенту высоко статусному, заслуженному, но в возрасте или ребенку, только начинающему жить (конечно имеется в виду ситуация вынужденного выбора и ограниченных ресурсов)? Как здесь соотнести баланс пользы и вреда?

Справедливости ради, скажем, что этика утилитаризма продуктивна и широко используется для обоснования некоторых практических мероприятий. Так, проведение «калькуляции» хотя бы как прикидки, когда грубо оцениваются плюсы и мину­сы каждой из имеющихся альтернатив, имеет смысл при планировании крупномасштабных мероприятий в медицине, когда, например, решается вопрос о соотношении затрат и риска. Так внедряются широкомасштабные программы вакцинаций, обследований на выявление вирусоносительства или профилактические мероприятия. То есть логика утилита­ристского рассуждения неизбежна при обосновании весьма ответственных и серьезных решений, затрагивающих интересы множества лю­дей. Более того, многие способы подготовки таких решений, как, например, процедуры статистической оценки риска, появились благодаря исследованиям на базе утилитаризма.

Но много сложнее разрешить вопрос о неизбежном вреде. Если для счастья миллионов необходима гибель или боль одного или нескольких людей? Для последовательно проповедующего утилитаризм, вопрос решается легко, но так ли это, не будет ли такое рассуждение оправданием совершенно аморальных поступков? Вспомним знаменитое выражение о «слезинке ребенка», а в общественно-историческом масштабе именно жители нашей страны особенно хорошо знают, что стоит за уверениями о пользе для миллионов. И, главное, где граница между допустимой и недопустимой мерой зла, как их учитывать? Отметим, что именно по этому пункту наиболее очевидны расхождения этики утилитарной и этики принципов, последние не знают исключений.

Кроме того, еще одно соображение портит стройную картину утилитаристского подхода. Это вопрос о том, что считать пользой, благом. Действительно, то, что полезно для одного человека, вовсе необязательно будет полезным и для другого. Люди весьма разнятся в своих представлениях о добре и пользе. В связи с этим, было предложено понятие «внутреннего блага» или«внутренней пользы» - как такого блага, которое признается все­ми, независимо от различий во мнениях и пристрастиях. Это внутреннее благо есть благо само по себе, а не просто средство для достижения какого-либо другого блага. Таким внутренним благом, например, может считаться здоровье или отсутствие боли; тогда внешним благом будут те действия, которые на­правлены на восстановление здоровья или облегчение боли. Среди теорий внутреннего блага, в свою очередь, различают теории последовательно гедонистические(гедонизм - этическая позиция, утверждающая, что высшим благом является удовольствие)и теории, учитывающие несколько различных критериев внутреннего блага (плюралистические). Казалось бы, в чем сложность, ведь так легко под удовольствием определить все то, что дает выгоду, преимущество и предотвращает боль. Но есть много случаев, когда люди действуют не во имя счастья или удовольствия, либо их действие во имя удовольствия противоречит иным видам блага. Если перед нами наркоман, которому хорошо в момент принятия психоактивных веществ, разрушающих его здоровье и личность, его жизнь, что следует поставить во главу угла при оценке его действий – его удовольствие или внешнюю оценку последствий? Если ученый, проводя исследование, использует собственное тело для поиска нового знания, получает благо для других и удовлетворение от сделанного открытия для себя, но пренебрегает собственными счастьем или здоровьем? Эти и многие другие примеры показывают недостаточность рассматриваемого подхода.

Предпринимались попытки некоторого пересмотра классического утилитаризма путем интеграции его с этикой правил. Безусловно, важно при оценке действий или их планировании учитывать их последствия. Понятно, что прин­цип пользы - в качестве универсального средства морального оценивания, может использоваться для оценки не только конкретных действий, но и общих правил. Отсюда выводим утилитаризм правил, который позволяет оценить общие правила, такие, как «не укра­ди», «не лги» и т.п., и обосновать их через принцип пользы. Такая позиция использовалась одним из известных представителей медицинской этики XIX в. - американцем У.Хукером. Он полагал моральное правило значимым и ценным не само по себе, но потому, что следование ему может увеличивать общее благо. Например, для правила, требующего от врача всегда быть правдивым перед пациентом, рассуждения могут носить следующий характер. Добро, которого в немногих случаях можно достичь обманом, почти ничтожно в сравнении с тем злом, ко­торое следует от него во многих случаях. Обман, даже если кажется полезным иногда для блага пациента, при систематическом использовании принесет неизмеримо более вреда, разрушив атмосферу доверия, необходимую для успешного излечения многих пациентов. Следовательно, правило правдивости находит свое обоснование через стремление к максимизации общего блага.

Конечно же, могут быть возражения и против этой позиции. Буквальное следование правилам часто невозможно, кроме того, утилитаризм позволяет оценивать и сами правила, оправдывая их пересмотр. Высшим критерием оценки является принцип пользы, поэтому если, скажем, эмпирическим путем, на ос­нове изучения множества конкретных случаев, когда данное правило нарушалось, будет выяснено, что отказ от него не вле­чет серьезных негативных последствий для общей морали и, сверх того, позволяет максимизировать общее благо - в таком случае в глазах сторонника утилитаризма пересмотр правила будет вполне оправданным. Правила скорее просто подсказки, своего рода обобщения, выработанные предшествующим опытом лю­дей и позволяющие им ориентироваться при принятии реше­ний в конкретных ситуациях.

Утилитаризм

А.А. Гусейнов

Термин "утилитаризм" принадлежит английскому философу Джону Стюарту Миллю (1806-1873). Так называлось его основное морально-философское произведение - "Утилитаризм" (1863), в котором он систематизировал и обосновал основные положения, развитые его учителем, Джереми (Иеремия) Бентамом (1748-1832) в трактате "Введение в основание нравственности и законодательства" (1780, опубл. 1789). Благодаря Миллю именно под этим названием он вошел в историю этики как особая разновидность моральной теории, в которой мораль основывается на принципе пользы. Утилитаризм (от лат. utilitas - польза) и означает теорию пользы, точку зрения, основанную на пользе.

Джереми Вентам. Ранний, или классический, утилитаризм предложил моральную теорию, в которой, так же как это было у французских материалистов (в частности, у Гельвеция), этика непосредственно опирается на антропологию. Так, по Бентаму, удовольствия и страдание суть основополагающие природные принципы человеческой жизни. Мораль, право и государство должны строиться в соответствии с этим природным началом. Для социальных институтов Бентам обобщенно обозначает это начало как принцип полезности, или величайшего (возможного) счастья или благоденствия. В развернутой форме он утверждает "величайшее счастье всех тех, о чьем интересе идет дело, истинной и должной целью человеческого действия", целью "во всех отношениях желательной", а также "целью человеческого действия во всех положениях, и особенно в положении должностного лица или собрания должностных лиц, пользующихся правительственной властью" . Формулировка принципа пользы не принадлежит Бентаму, и он никогда не приписывал ее себе. Она проходит через весь XVIII в., начиная с Ф. Хатчесона , и встречается у Ч. Беккария, Д. Пристли, К. Гельвеция и др. Однако именно Бентам придал ей принципиальное значение для построения теории морали. Бентам рассматривал ее не только как описательный и объяснительный принцип нравственности, но и как основополагающее этико-нормативное начало: принцип полезности задает главный критерий оценки действий.

• 1 Бентам И. Введение в основание нравственности и законодательства / Пер., предисл., примеч. Б.Г. Капустина. М., 1998. С. 9.
• 2 У Хатчесона эта формулировка имеет следующий вид: "То действие является наилучшим, которое обеспечивает самое большое счастье для наибольшего числа людей" (Хатчесон Ф. Исследование о происхождении наших идей красоты и добродетели // Ф. Хатчесон, Д. Юм, А. Смит. Эстетика. М., 1973. С. 174). Впоследствии многие комментаторы, в том числе Г. Сиджвик, а вслед за ним и Дж. Ролз, необоснованно рассматривали Хатчесона в качестве зачинателя утилитаризма. Идея этого принципа хотя и не в сформулированном, но развернутом виде встречается уже у Цицерона (Цицерон. Об обязанностях // Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М., 1993. С. 129-131).

Все люди, согласно Бентаму, стремятся к удовлетворению своих желаний. Счастье, или польза заключается в удовольствии, но при отсутствии страдания, т.е. счастье заключается в чистом, длительном и непрерывном удовольствии. И удовольствие, и польза понимались Бентамом предельно широко: наслаждение - это всякие наслаждения, в том числе чувственные, польза - всякая польза, в том числе выгода. Бентам безусловно "генерализировал" принцип полезности, полагая, что он обобщает все известные принципы морали. Приведя девять различных принципов, отстаивавшихся в моральной философии XVIII в., Бентам замечает: "Фразы различны, но принцип один и тот же" .

Соединением добродетели и пользы, а также, как это видно из развернутой формулировки принципа полезности, морали и политики Бентам серьезно покушался на устойчивые стереотипы морального сознания и этики, а именно на то, что добродетель противоположна пользе и что в политике и в морали основополагающие принципы различны. Однако Бентам придерживался представления о цельности ценностной сферы и рассматривал антитезу добродетели и пользы как результат смутного понимания как одного, так и другого. Как выразил это русский последователь Бентама Н.Г. Чернышевский (1828-1889), различия между пользой и добром носят лишь количественный характер: польза - превосходная степень удовольствия, добро - превосходная степень пользы . Поэтому для Бентама при правильном понимании блага нет существенной разницы между удовольствием, пользой, добродетелью и счастьем: это разные слова для обозначения одного и того же. Польза - обобщающее понятие, но

• 1 Бентам И. Введение в основание нравственности и законодательства // Указ. соч. С. 23.
• 2 См.: Чернышевский Н.Г. Антропологический принцип в философии // Чернышевский Н.Г. Избр. филос. соч. М., 1951. Т. 3. С. 247-249.

проверить, является ли определенное действие человека или мера правительства нравственной, или полезной, или доброй, мы реально можем, лишь исследуя в какой степени оно содействовало повышению количества и качества удовольствия людей. Поэтому, приведя реестр основных удовольствий и страданий человека и дав их классификацию, Бентам посвятил специальную главу возможности измерения удовольствий и страданий. Но если в этом он продолжал традиции английской моральной философии, то в анализе различных случаев моральной оценки на основе сопоставления мотива и результата (причем не только по критерию положительный - отрицательный, но и по их качественно-ценностному разнообразию) Бентаму принадлежит несомненный приоритет.

1 См.: Бентам И. Введение в основание нравственности и законодательства // Указ. соч. Гл. XI.

Джон Стюарт Милль придал утилитаризму статус концепции, не только выступив с опровержением многочисленных критиков учения Бентама, но и сформулировав позиции утилитаризма по отношению к априоризму и интуитивизму, в частности, как они были выражены Кантом и его английскими последователями.

В продолжение той линии в моральной философии, которая идет от Аристотеля и Эпикура, и в противовес кантианству - Милль выводит мораль из того, что составляет конечную (высшую) цель человека. Все люди стремятся к удовлетворению своих желаний, и счастье, или польза заключаются в чистом, длительном и непрерывном удовольствии. При этом утилитаризм - это теория, направленная против эгоизма, т.е. против такой точки зрения, согласно которой добро заключается в удовлетворении человеком личного интереса. Приемлемость или неприемлемость в каждом конкретном случае получаемого удовольствия или выгоды определяется тем, содействуют ли они достижению высшей цели, т.е. общему счастью. На этом же основываются определения (оценки) явлений и событий как хороших или дурных.

Соответственно, мораль определяется Миллем как "такие правила для руководства человеку в его поступках, через соблюдение которых доставляется всему человечеству существование наиболее свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями" .

2 Миллъ Дж.С. Утилитарианизм. О свободе: 3-е изд. СПб., 1900. С. 107.

В полемике с критиками утилитаризма Милль проясняет принцип пользы. Польза действительно заключается в счастье. Но это не личное, а общее счастье: от личности требуется не стремиться к собственному счастью, а содействовать счастью других людей. Такого рода требования имеют смысл. Поскольку было бы наивным уповать на достижение всеобщего счастья и даже счастья значительной части людей, принцип пользы на самом деле предполагает (и предполагает в первую очередь) стремление человека к устранению и уменьшению несчастья. А это уже вполне реалистичная цель.

Провозглашая общее благо как высший принцип нравственности, Милль, как и его предшественник Бентам, подчеркивал, что человек должен, имея в виду высший нравственный принцип, стремиться обеспечить хотя бы свое частное благо. Вполне в духе протестантской этики тем самым предполагается, что человек должен исполнить в первую очередь свое профессиональное и социальное предназначение; но исполнить его с чистыми руками, по совести - добродетельно. Соответственно Милль решал и проблему добродетели: хотя добродетель может восприниматься индивидом как благо само по себе, она не является целью самой по себе, а есть лишь средство для ее достижения. "Человек не имеет ни малейшего побуждения, ни малейшего желания быть добродетельным: добродетель возбуждает его желание только потому, что составляет средство получить наслаждение и, в особенности, устранить страдание..." . Добродетель ценна не сама по себе, а как средство для достижения счастья или как часть счастья.

1 Милль Дж.С. Утилитарианизм. О свободе. Там же. С. 148.

Уровни нравственности. Главный моральный принцип утилитаризма конкретизируется в менее общих принципах второго уровня. И если брать моральные обязанности человека, то каждая из них соотнесена с второстепенными принципами. Эти принципы не менее значимы, чем главный принцип, и степень их обязательности такая же, как у главного принципа. Структура морали у Милля задается иерархией главного принципа (принципа пользы) и производных, или второстепенных принципов, которыми, собственно, и руководствуется человек в конкретных поступках. Таковы, например, принцип справедливости, правила "не вреди", "противодействуй несчастью", "соблюдай интересы ближних"; сюда же, можно отнести заповеди Декалога. На практике люди обходятся второстепенными принципами и нередко даже понятия не имеют о существовании главного принципа. Однако в случае конфликта между различными второстепенными принципами роль общего основания для его разрешения играет главный принцип.

Милль не объяснил механизма этого разрешения, однако, по логике Милля, моральный выбор и оценка должны осуществляться посредством определения предпочтительных с точки зрения принципа пользы удовольствий. Этот способ отвечает следующему правилу: "Если все или почти все, испытавшие два какие-либо удовольствия, отдают решительное предпочтение одному из них, и к этому предпочтению не примешиваются чувства какой-либо нравственной обязанности, то это удовольствие и будет более ценное, чем другие" . Иными словами, надежным основанием для качественной характеристики удовольствий, определения того, какое из них наиболее ценно, является общее мнение или, в случае разногласий, мнение большинства тех, кто испытал на себе разные удовольствия. Однако на вопрос о том, как происходит выявление этого доминирующего мнения, Милль не дает ответа.

Другим основанием нравственного выбора при принятии человеком решения и совершении поступка является содействие благу. На такой основе Милль с готовностью признает и принимает категорический императив Канта, - но с определенным добавлением: "мы должны руководиться в наших поступках таким правилом, которое могут признать все разумные существа с пользой для их коллективного интереса" . Милль так развивает кантовскую формулу с единственной целью - предотвратить возможные эгоистические интерпретации категорического императива, логически вполне возможные при одностороннем восприятии Канта. Однако вместе с тем Милль признает, что человеку редко приходится действовать именно в направлении общественной пользы: не у всех есть материальные возможности предпринимать крупномасштабные благотворительные проекты; не так часто возникает опасность для отечества, чтобы можно было индивидуальными усилиями оградить его благополучие. Так что в результате Милль, как и Бентам, считает, что люди как правило стремятся к личной пользе, и всеобщее благо слагается из стремлений различных людей реализовать свой частный интерес. Общее благо оказывается суммарным итогом частных благ.

• 1 Милль Дж.С. Утилитарианизм. О свободе. С. 101.
• 2 Там же. С. 173.

Требование соблюдения прав людей конкретизируется Миллем в учении о справедливости. Милль предлагает такое понятие справедливости, сущность которого задается понятием права. Справедливость, считает он, заключается в сохранении status quo (существующего положения вещей). Со справедливостью связаны требования - благодарности: всем отвечай добром на добро; возмездия (или наказания): всем воздавай по заслугам; и беспристрастности: отвечая как на добро, так и на зло, не взирай на лица. Все они также должны приниматься во внимание человеком при осуществлении выбора и совершении поступка.

Важная теоретическая дилемма, определившая развитие утилитаризма в XX в., касается оснований оценки поступков. Согласно классическому утилитаризму, как он был сформулирован Бентамом и развит Миллем, оценка поступка должна основываться на результатах действия, причем действия, взятого автономно, как отдельно осуществленного акта. Но в интерпретации Милля к этому не сводятся основания оценки: соблюдение прав других людей также допустимо рассматривать в качестве одного из результатов действия. Строго говоря, права человека выступают некоторым стандартом, выполнение которого вменяется каждому человеку в обязанность. Более того, каждое действие должно в конечном счете соотноситься с принципом пользы, и этот принцип - тоже определенный стандарт для оценки поступков. Таким образом, перед нами два типа оснований оценки: результат, к которому привел поступок, и стандарт, или правило, которому поступок должен соответствовать.

Развитие утилитаризма: от классического к современному. Развитие утилитаристской мысли в XX в. шло по нескольким направлениям. Во-первых, развернулась работа над точным определением понятия "полезность", которое по-разному понималось отцами-основателями течения. Бентамовский вариант понимания ключевого утилитаристского блага основывался на его гедонистическом прочтении: полезно все то, что способствует максимизации удовольствия. Недостатком такого подхода является его неразрывная связь с наивно-гедонистическим пониманием человеческого сознания и поведения. Гедонистическая теория мотивации упрощенно трактует истоки большинства человеческих поступков, сводя, к примеру, любую жертвенность к стремлению к наслаждению, а всякое самоограничение к проявлению себялюбия. Понятие "удовольствие" не является достаточно проясненным и для корректного теоретического использования и, особенно, для формализации в процессе утилитаристских расчетов. Поэтому в XX в. оно постепенно вытесняется из утилитаризма. Вместо удовольствия количественную меру полезности начинают определять через удовлетворение предпочтений, что устраняет необходимость обсуждать вопрос о том, каковы субъективно-психологические корреляты полезности.

Наряду с введением простых и операциональных определений полезности некоторые утилитаристы стремятся ввести механизм ограниченного рационального отбора предпочтений, позволяющий приписывать разный индекс полезности их удовлетворению. Степень жесткости и направленность работы этого механизма могут серьезным образом различаться. Первый вариант предполагает оценку случайных актуальных предпочтений на основе их сравнения с "хорошо информированными" предпочтениями . Второй вариант, следующий эвдемонистическому утилитаризму Дж.С. Милля, предполагает, что можно рационально обосновать предпочтение так называемых "высших" удовольствий. Джон Дж. Смарт (John J. Smart, 1920), один из современных адептов утилитаризма, приводит следующий набор аргументов: во-первых, эти удовольствия расширяют общую чувствительность и восприимчивость человека, во-вторых, они дают меньше негативных последствий, в-третьих, они имеют значительный вес, поскольку в утилитаристских калькуляциях следует учитывать не только удовлетворенность людей некоторым состоянием, но и их удовлетворенность перспективой удовлетворенности .

• 1 См.: Brandt Я The Theory of the Good and the Right. Oxford, 1979.
• 2 Smart J.J. An Outline of a System of Utilitarian Ethics // Smart J.J., Williams B.O. Utilitarianism: For and Against. Cambridge, 1973. P. 12-27.

Кроме проблемы определения полезности в современной утилитаристской мысли дискутируется вопрос о том, что именно должно проходить через тест на максимизацию полезности: действия и их последствия, нравственные нормы, мотивы, черты характера или общественные институты? Считается, что до Генри Сиджвика (Henry Sidgwick, 1838-1900) различие подходов, возникающих вследствие разных ответов на этот вопрос, отчетливо не осознавалось. Однако в настоящий момент границы между ними достаточно определенны, а различие активно обсуждается.

Первый подход получил название "прямого утилитаризма", в качестве синонима используется понятие "утилитаризм действий" (яркий представитель - Дж. Смарт). Критерием нравственной правильности определенного поступка в данном случае считается его способность приводить к таким последствиям, которые в наибольшей степени максимизируют совокупную или среднюю полезность.

Другой подход предполагается "косвенным утилитаризмом", представители которого по ряду причин отказываются проводить через тест на максимизацию полезности последствия конкретных действий. В качестве оснований для отказа могут выступать: а) сложность анализа последствий отдельных поступков в конкретных ситуациях, б) неспособность индивидов сохранять эмоциональное равновесие и беспристрастность в ходе подобного анализа, в) опасные последствия "утилитаризма действия" для координации деятельности между людьми, сохранения общественного порядка и солидарности. Так, отдельная кража при "беспристрастно благожелательном" распределении украденного может дать очень хорошие результаты в отношении совокупной удовлетворенности или благосостояния затронутых ею сторон. Однако признание условности запрета на воровство, вытекающее из одобрения отдельной кражи, ведет к катастрофическим последствиям в том же самом отношении.

Аргументация против "утилитаризма действия" порождает два варианта "косвенного утилитаризма", имеющих разную распространенность: "утилитаризм мотивов" и "утилитаризм правил". В последнем, более влиятельном, варианте утилитаристской моральной философии главным предметом поиска является наиболее удачный в отношении максимизации полезности этический кодекс. По Р. Брандту (1910-1997), он должен включать набор правил поведения, достаточно простой, чтобы его можно было легко изучить, и набор эффективных процедур для решения конфликтов между нормативными положениями .

Некоторые мыслители пытаются показать ложность дихотомии двух типов утилитаризма. Так, с точки зрения Ричарда Хэара (1919- 2002), их противостояние снимается с помощью разграничения между "критическим" и "интуитивным" уровнями морального мышления. Второй уровень - уровень непосредственных нравственных решений - должен полагаться на "готовые", созданные опытом поколений моральные принципы. Однако рациональная критика, снимающая конфликты нормативных предписаний, должна строиться по образцу "утилитаризма действий" .

Третьим направлением развития утилитаризма в XX в. является разработка способов суммирования полезности (о чем см. в § 3).

• 1 Brandt И The Theory of the Good and the Right. Oxford, 1979.
• 2 Hare R..M. Moral Thinking. Its Levels, Method, and Point. Oxford, 1981. P. 39-43.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://books.atheism.ru