Давно известна и его замечательная деятельность собирателя западноевропейского и русского рисунка. Свою коллекцию он передал в дар Третьяковской галерее - около четырех тысяч произведений. Не так давно в двух ее залах состоялась выставка рисунка и акварели из собрания Сидорова.
Характеризуя свое собрание, Сидоров неоднократно подчеркивал, что "это не собрание шедевров", выделяя тем самым, как главную его черту, широкий круг представленных мастеров. Действительно, коллекция отличается чрезвычайной полнотой и разнообразием; по ней можно проследить почти все важнейшие этапы и направления русской графики от XVIII столетия до наших дней. Это доказывают первоклассные рисунки А. Лосенко, В. Баженова, С. Щедрина, К. Брюллова, А. Орловского, О. Кипренского, П. Федотова. Графика передвижников представлена произведениями И. Репина, В. Сурикова, К. Савицкого, Н. Крамского, И. Шишкина, Ф. Васильева.
Конец XIX - начало XX века - период наивысшего подъема русской графики - отражен в собрании особенно широко и многообразно. Помимо произведений художников, входивших в "Мир искусства", - А. Бенуа, К. Сомова, М. Добужинского, З. Серебрякова, немало работ и других известных мастеров этого времени: Б. Григорьева и Ю. Анненкова, М. Ларионова и М. Шагала, Ф. Малявина и В. Кандинского...
Большое место на выставке заняли учебные рисунки и изображения обнаженной модели. В центре этого раздела - большой рисунок углем К. Петрова-Водкина "Обнаженная, заплетающая косу", исполненный во время пребывания автора в Париже (1906 - 1908), когда художник, по его словам, "мальчишкой, учеником заново проделал тысячи зарисовок по академиям Монпарнаса". Весьма своеобразен "Автопортрет" З. Серебряковой - два эскиза сангиной, сделанные на одном листе. Художница искала наиболее выразительную позу и композицию. Красноватый тон сангины придает изображению живость и теплоту, к ней часто прибегали и другие мастера начала века ("Натурщица у опоры" А. Яковлева).
В противоположность красивому, эффектному рисунку Серебряковой, "Обнаженная с длинными волосами" М. Ларионова исполнена в подчеркнуто простой, как бы грубоватой манере; шероховатым мазком бледно-серой акварели с широко проложенной светотеневой моделировкой. В этом же разделе экспонировались "Натурщица на синем фоне" Ф. Малявина, угольный рисунок Н. Тырсы, отличающийся одухотворенной пластичностью форм, натурщицы И. Машкова, А. Шевченко, М. Добужинского, И. Нивинского... Одна эта часть выставки могла бы дать обширный материал для исследования на тему: "Художник и модель". Так явственно и полно выявляются в изображениях обнаженной натуры не только индивидуальности мастеров, но и черты определенного художественного стиля, мироощущения эпохи.
Помимо высокого художественного уровня отдельных рисунков, широты исторического охвата материала выставка отличалась своей, если можно так выразиться, "нехрестоматийностью". И хотя Сидоров - ученый-искусствовед - ставил своей задачей создание коллекции, объективно отражающей основные этапы истории русской графики, на ней лежит отпечаток личности и вкусов самого собирателя. В дореволюционной части собрания немало листов в высшей степени самобытных и интересных. Одни замечательны своей типичностью, характерностью, печатью времени; другие, напротив, неожиданным несоответствием сложившимся представлениям о мастере или эпохе. Но по отношению к искусству прошлого главный отбор уже провело время. Собиратель может корректировать, уточнять, дополнять этот выбор, но основной критерий остается предрешенным, заранее данным.
Совсем иное дело собирательство произведений современных художников. Здесь коллекционер идет по непроторенному пути. Зачастую сам факт выбора уже означает эстетическую оценку. Собиратель приобретает то, что, по его мнению, имеет непреходящую художественную ценность. Уметь угадать в безвестном пока молодом художнике будущего мастера дано не каждому. Помимо знаний и эрудиции, коллекционер должен обладать еще богатой интуицией, точным глазом, безупречным вкусом. Раздел советского рисунка в сидоровской коллекции интересен и малоизученными, иногда несправедливо забытыми именами, целыми направлениями и группами. Они получили на выставке определенность и ясность. Так, например, весьма полно представлены произведения художников, входивших в 1920-е годы в объединение "Маковец" (С. Герасимов, Л. Бруни, К. Истомин, С. Романович, В. Рындин, Н. Чернышев, В. Чекрыгин, Л. Жегин, В. Пестель и другие). Отличительная черта произведений этих художников - повышенная духовность образного строя, стремление к синтетическому охвату явлений.
На первой выставке объединения (1922) экспонировались работы П. Бромирского. В коллекции есть его "Женщина в розовом платье". Этот лист - наглядное свидетельство того, что мы подчас очень мало знаем о поистине замечательных художниках. Облик "Женщины" Бромирского отмечен духовным богатством и значительностью, цветовое решение отличается тончайшими тональными соотношениями. Сложные, как бы меняющиеся на глазах блекло-розовые нежно-золотистые тона акварели, серебристо-дымчато-серые оттенки карандаша, заполняя пространство листа, создают одухотворенный образ.
Стилистически цельно прозвучали на выставке произведения и участников группы "13", также теперь полузабытый. А они сыграли на рубеже 1920 - 1930-х годов важную роль в развитии советского рисунка. Организаторы объединения - Н. Кузьмин, В. Милашевский, Д. Даран ценили свободный, импровизационный рисунок, в самой живости исполнения которого ощущался бы пульс современности. Острое чувство неповторимости, красоты каждого мгновения действительности, высокая графическая культура отличают работы и других участников этого интересного объединения. Тонким изяществом выделяются акварели А. Софроновой "За туалетом", "Улица вечернего города". Рядом с таинственно-загадочными "Дамами на прогулке" О. Гильденбрандт ярко и свежо прозвучала акварель Н. Кашиной "Таки-Тильпак. Бухара". Среди произведений "13" хочется отметить те, которые принадлежат художникам, известным теперь по работам совсем иного плана. Приятно было увидеть акварель молодого Милашевского из знаменитого "кусковского" цикла; узнать, что автор зелено-розовых "Купальщиц" - Кузьмин, а "Обнаженной на фоне ковра" - Т. Маврина. Сопоставляя эту озорную "Обнаженную" с сегодняшними работами Мавриной, понимаешь, что веселая ирония, которой проникнуты сказочные звери и "чудо-города" последних лет, была всегда присуща ей.
Необычно для себя представлены в коллекции и многие другие известные советские художники. Так, например, Г. Верейский выступает как автор силуэтного портрета; столь же необычен большой карандашный рисунок "Мать и сын" А. Гончарова.
Коллекция в целом и выставка демонстрируют торжество тонкого и прекрасного искусства графики во всей широте и многообразии: и строгие, тщательно проработанные учебные рисунки, и виртуозные наброски; классические техники карандаша, угля; и тонкие, изысканные цветовые гармонии акварели, гуаши, пастели. Выставка открыла новые грани в творчестве известных мастеров, заставила по-иному, "свежими глазами"взглянуть на целые страницы истории отечественной графики.
Уникальное собрание Алексея Алексеевича Сидорова достойно пополнило графические фонды Третьяковской галереи.
М. Немировская. !975 г.
Период экспонирования 30.08.2016-28.11.2016 Место проведения
г. Москва
Государственный исторический музей впервые представляет графическую коллекцию интерьерных видов, являющуюся одной из крупнейших в России. На выставке представлено около 60 работ, выполненных как признанными мастерами интерьерного жанра, так и менее известными художниками XIX - начала XX века. Зрители увидят интерьеры императорских и великокняжеских дворцов, городских и сельских усадеб, петербургских и московских особняков, а также Успенского собора Московского Кремля и Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге.
Интерьерная тема появилась в русском искусстве на рубеже XVIII-XIX веков, но наиболее широкое распространение получила во второй четверти XIX столетия, главным образом в живописи. Написанные художниками виды гостиных, кабинетов, учебных и детских комнат стали важными иконографическими документами эпохи, позволяющими воссоздать бытовую среду и проследить влияние архитектурных стилей на внутреннее убранство домов.
К середине XIX столетия, в эпоху историзма, тема интерьера приобрела особую популярность. В этот период творили блестящие художники-графики - Э.П. Гау, Л.О. Премацци, А.А. Редковский, В.С. Садовников, К.А. Ухтомский, И.И. Шарлемань, запечатлевшие в своих произведениях многочисленные комнаты императорских резиденций и дворянских усадеб.
В третьей четверти XIX века происходит формирование интерьерного жанра в светописи. Однако, в отличие от акварели, фотография была лишена возможности передавать цвет богато декорированных помещений. Именно это обусловило популярность акварельных видов в позднюю, «фотографическую», эпоху.
Рисунки, созданные в начале XX века, отличаются стилистически иной манерой. В эпоху «ретроспективных мечтателей» на смену «документальным» видам приходит авторский взгляд: интерьеры видятся не целиком, а отдельными живописными «кадрированными» композициями (например, пастели А.В. Средина).
Автор, мастер
Неизвестный художник
Название
Кабинет-гостиная в доме М.Т. Пашковой на Невском проспекте в Санкт-Петербурге
Место создания
Датировка
1830-е гг.
Комната художника П.Ф. Соколова в доме П.В. Нащокина в Воротниковском переулке в Москве. Соколов П.Ф. 1791-1848. 1824 г.
Классная комната в неизвестном особняке. Растман. 1827 г.
Анфилада комнат с птичьей клеткой на первом плане в неизвестном особняке. Неизвестный художник. 1830-е гг.
Анфилада комнат с трельяжем на первом плане в неизвестном особняке. Гагарин Г.Г. (?). 1810-1893. 1830-1840-е гг.
Автор, мастер
Бестужев Николай Александрович
Название
Камера Волконских в тюрьме Петровского Завода. Вид в сторону двери
Место создания
Российская империя
Датировка
1830-е гг.
Автор, мастер
Ефимов Николай Ефимович
Название
Зрительный зал театра в доме князя Г.И. Гагарина в Риме
Место создания
Датировка
Около 1830 г.
Автор, мастер
Ефимов Николай Ефимович
Название
Кабинет В.П. Давыдова с художником К.П. Брюлловым за работой в доме Давыдовых в Риме
Место создания
Западная Европа, Италия, г. Рим
Датировка
1835 г.
Автор, мастер
Зайцев П. Г.
Название
Гостиная императрицы Александры Федоровны в Малом Николаевском дворце в Московском Кремле
Место создания
Российская империя, г. Москва
Датировка
1836 г.
Автор, мастер
Обах Иоганн Каспар
Название
Внутренний вид домовой церкви при российском посольстве в Штутгарте во время богослужения (?)
Место создания
Западная Европа, Германия
Датировка
1840-1850-е гг.
Аннотация
Усадьба Завалино (Александровский уезд, Владимирской губернии) с XVIII в. принадлежала дворянскому роду Акинфовых. В середине XIX в., после смерти сенатора Ф.В. Акинфова (1789-1848), имение перешло к его единственной дочери и наследнице Е.Ф. Акинфовой (1821-1892) и ее супругу Н.И. Крузенштерну (1802-1881), сыну адмирала И.Ф. Крузенштерна (1770-1846), совершившего первое русское кругосветное путешествие в 1802-1806 гг.
Автор, мастер
Залесский Яков
Название
Комната Е.И. Нелидовой в Смольном монастыре в Санкт-Петербурге
Место создания
Российская империя, г. Санкт-Петербург
Датировка
1839 г.
Рубеж новой художественной эпохи ознаменован деятельностью великого мастера, стоящего во многих отношениях особняком в искусстве своего времени - испанца Ф.Гойи. Блестящий живо-писец, он обратился к гравюре уже в немолодом возрасте, после 50 лет, и стал, вероятно, первым после Рембрандта художником, в руках которого офорт оказался не периферийным, камерным видом искусства, как у большинства его современников, но мощным средством постановки и разрешения главнейших творческих и социальных проблем времени. Связывая графическую культуру XVIII и XIX вв., Гойя возвышается над той и другой. Завершая и преображая существенные линии развития творческой гравюры XVI-XVIII вв., он предвосхищает те новые тенденции, которым предстоит развиваться спустя десятилетия
Первая большая серия его офортов с акватинтой была выполнена во второй половине 1790-х гг. и называлась «Капричос». Это слово (правда, не в испанской, а в итальянской транскрипции) нам уже встречалось в истории графики. «Каприччи», т.е. «причуды», «фантазии», - это в сущности обозначение особого жанра вымышленных, произвольно скомпонованных изображений (в противоположность достоверно натурным или каноническим по сюжету), которым отдали дань многие мастера европейской графики - от Калло до Тьеполо и Пиранези: живые, легкие, иной раз декоративные по замыслу, изящно-манерные наброски иглой.
У Гойи все оказалось намного серьезнее и глубже. Эмоциональный строй его фантазий сумрачен, порой трагичен. Сквозного сюжета в этом цикле нет, хотя некоторые группы листов и объединены определенной смысловой близостью. Темы отдельных композиций возникают непредсказуемо, чередуются по сложным ассоциативным связям. Между тем серия, не в пример традиционным «каприччи», ощущается как развивающееся, внутренне цельное пове-ствование, своего рода графический «роман в офортах». Самые фантастические образы рождаются из гущи непосредственных повседневных наблюдений. Жизнь втягивается в мощный поток размышлений и переживаний художника и преображается в нем: обычаи и пороки общества и его сословий, народные суеверия, грубая жестокость властей, церковных и светских. Все, что может воплотить его чувства, вдет в дело: бытовая сценка и аллегория, беспощадный гротеск, деформация, басенные подмены человека животным (обезьяной, ослом) или немыслимым чудищем. Странный многоликий мир «Капричос» объединен характерной сгущенно-мерцающей атмосферой, то плотной и таинственной, то несколько просветляющейся. Для ее создания мастер виртуозно использовал новую тогда технику акватинты. Трепетный, вибрирующий офортный штрих Гойи также сообщает свою зыбкую подвижность его персонажам. Он ничего не имеет общего господствовавшей на рубеже веков в европейской графике холодной плавностью линий классицизма.
Короткие подписи на листах тоже открыто эмоциональны. В них - прямой голос художника, его мрачновато-ироничные интонации, его восклицания, часто горестные. Не мешая чисто пла-стической выразительности офортов, они в них активизируют литературный, сюжетный драматизм и многозначную символичность образов. Сам Гойя постоянно присутствует в своих офортах, обращается напрямую к зрителю, ищет в нем соучастия и сочувствия. Не случайно вводным листом к серии служит автопортрет художника, очень точно отвечающий ее духу своей психологической напряженностью, сдержанным драматизмом. Вторая серия офортов Гойи - «Бедствия войны» (1810-1820) была начата десятилетием позже «Капричос», среди драматических событий - захвата Испании войсками Наполеона и отчаянного народного сопротивления. Взаимная ярость сражающихся, доводящая людей до озверения, казни, пытки, насилия переполняют эти офорты. «Я видел это»... «И это тоже», - пишет под своими листами художник, требуя, чтобы и мы увидели то, на что «невозможно смотреть»...
Но и в этой серии, как и в «Капричос», чудовищные образы реальности, кровавые и гнусные эпизоды военных будней сплетаются с образами фантастическими и гротескными, с трагической символикой Гойи, обобщаются и осмысляются через нее. Лошадь, отбивающаяся копытами от стаи волков, уродливый летописец войны с когтями на руках и ногах и крыльями нетопыря вместо ушей... «Правда умерла» - называется предпоследний лист с тучей призраков над телом молодой женщины. «Воскреснет ли она?» - спрашивает художник в последнем. Многие темы «Капричос», самые мрачные темы бесправия и обмана, господства злых страстей и предрассудков вновь, с новой энергией повторяет Гойя и в этой серии. Еще гуще в ней сумрак смутного фона, нерасчленимы в динамичных композициях клубки спутанных тел, яростная экспрессия офортной иглы рвет все нормы традиционного рисования. И, наконец, в позднем альбоме Гойи «Диспаратес» - «Безумства» (1818) трагическая фантастика художника обобщается, получает мрачно-величественное звучание. От офортов Гойи идут мощные импульсы в графику XIX и XX вв.; через поколение - к романтической фантастике литографий Э.Делакруа, к сатирическому пафосу О.Домье; через целое столетие - к взрыву страстей в гравюрах немецких экспрессионистов, к социальному трагизму К. Кольвиц, к страстным порывам Э. Барлаха.
Интерьер в русской графике XIX - начала XX века
Когда в XIX веке изобрели фотографию, стало возможным фиксировать реальность с документальной точностью. Люди с радостью принялись фотографироваться, и вскоре акварельный портрет перестал быть востребованным, а его место прочно занял портрет фотографический. Однако на интерьерный жанр прогресс никак не повлиял: интерьеры продолжали рисовать в том же объёме, что и раньше, а спрос на акварельные альбомы с видами дворцов и усадеб был всё таким же высоким. Впрочем, рукотворные эскизы интерьеров ценятся и по сей день, даже в эпоху цифровой фотографии и безграничных возможностей обработки изображения. Хотя, конечно, скорее как прекрасное исключение из общего правила.
В.П. Трофимов. Белая гостиная в доме московского генерал-губернатора. Начало 1900-х. Фрагмент
А.П. Барышников. Красная гостиная в доме московского генерал-губернатора. 1902. Фрагмент
А тогда запечатлеть в красках свой дом, родовое гнездо, желали все, кто мог себе это позволить. Фотография была чёрно-белой, а хозяевам хотелось сохранить в памяти не только пространство и форму, но и цвет. Фотография допускала геометрические искажения, ухудшение резкости по мере удаления от центра, а владельцам хотелось, чтобы ни одна деталь, ни один фрагмент не остались неохваченными. Был ещё один очень важный момент, из-за которого интерьерный жанр в графике продолжал жить и здравствовать несмотря на технические новшества. Мы о нём обязательно расскажем, но чуть позже. А пока начнём наконец рассматривать эти самые акварельные «портреты» интерьеров, перед которыми оказалась бессильна передовая техника.
Рисунки из альбома графини Е.А. Уваровой. 1889—1890
Е.А. Уварова. Кабинет-гостиная в усадьбе графов Уваровых (Поречье, Московская губерния). 1890
Е.А. Уварова. Кабинет-гостиная в усадьбе графов Уваровых (Поречье, Московская губерния). 1890. Фрагмент
В Государственном историческом музее в Москве с конца августа 2016 года открыта выставка, представляющая целую галерею графических работ XIX — начала XX века, объединённых темой интерьера. На таких выставках нечасто увидишь дизайнеров и архитекторов, обычно они предпочитают печатные каталоги или картинки, которые просочились в Интернет. Однако тот, кто увидел подлинники хоть однажды, понимает, насколько «в реале» впечатление богаче и информативность полнее.
На выставке вас ждёт увлекательное погружение в мир интерьеров знаменитых людей того времени: императрицы, московского генерал-губернатора, выдающегося историка, сына адмирала Крузенштерна, дочери главного архитектора Одессы, министра просвещения, светской дамы и даже будущей святой.
Уникальность в том, что эти изображения являются историческими документами, показывающими внутреннее убранство домов рассматриваемого периода с фактографической точностью. Например, про картины голландцев XVII века, основоположников интерьерного жанра, так сказать нельзя: художники того времени предпочитали предметы-символы и иносказание, а также ясность композиции в ущерб исторической правде. В XX веке на первое место в изображении интерьера выходит авторский взгляд и эмоциональный фон, который стремится передать художник, а не воссоздание реального пространства. Поэтому рисунки русских мастеров XIX века, помимо своей художественной ценности, — ещё и достоверный источник информации по истории русского интерьера.
Неизвестный художник. Анфилада комнат в неизвестном особняке. 1830-е
Мы расскажем вам о некоторых работах, которые представляет экспозиция. Остальные можно будет увидеть на выставке в ГИМ до 28 ноября 2016 года, а также в альбоме-каталоге Интерьер в русской графике XIX — начала XX века. Из собрания Государственного исторического музея / Сост. Е.А. Лукьянов. — М., 2016.
Жилая комната в усадьбе князей Шаховских (Московская губерния) — замечательный образец уюта и простоты классического дворянского дома. Мягкий гарнитур, обтянутый светлым текстилем с цветочным узором, удачно организует пространство, но не лишает его непосредственности.
Неизвестный художник. Жилая комната в усадьбе князей Шаховских (Белая Колпь, Московская губерния). 1850-е
В кабинете-гостиной усадьбы князей Шаховских простые формы мебели свободно сочетаются со сложным потолком, а карельская берёза янтарного цвета — с белыми сиденьями-салфетками и обивкой дивана, который выглядит совсем как современный.
Неизвестный художник. Кабинет-гостиная в усадьбе князей Шаховских (Белая Колпь, Московская губерния). 1850-е
А вот место, куда нам вряд ли удалось бы попасть в реальности — кабинет графа Уварова в здании Министерства народного просвещения в Санкт-Петербурге . С.С. Уваров не только возглавлял это самое Министерство и был выдающимся политическим деятелем своего времени, но ещё и прославился как блестящий учёный, знаток классической древности и коллекционер предметов искусства. В кабинете графа находились, например, этрусские вазы, скульптура амура работы Э.М. Фальконе, живописные виды Венеции, а также множество других ценных предметов и картин. Интересна форма люстры под потолком со стеклянным «зонтиком» над металлической основой.
А.Н. Ракович. Кабинет графа С.С. Уварова в здании Министерства народного просвещения в Санкт-Петербурге. 1847
Кабинет в доме профессора Грановского в Москве подкупает своей учёной атмосферой: книги в шкафах, книги на кресле, книги на стуле и на подставке для цветов. На столах — горы рукописей. Столов, кстати, два — один письменный, другой — конторка — для работы стоя или сидя на высоком табурете. Выдающийся русский историк Т.Н. Грановский известен своими научными трудами и активной общественной деятельностью. Так что по винтовой лестнице, балюстрада которой столь изящно украшает кабинет, поднимались многие выдающиеся личности того времени.
Неизвестный художник. Кабинет в доме Т.Н. Грановского в Москве. 1855
Однако, давайте, пожалуй, немного отойдём от науки и политики и посетим салон дома Виктории Францевны Марини, дочери ведущего архитектора Одессы. Тут светло и спокойно: приятная цветовая гамма, ковёр, группы кресел в белоснежных чехлах. Зала зонирована при помощи текстиля на карнизе. Фронтальную стену декорируют драпировки и узкие колонны, служащие основой для картин.
Неизвестный художник. Салон в доме В.Ф. Марини в Одессе. 1840-е
Кабинет-гостиная в доме Марии Трофимовны Пашковой в Санкт-Петербурге — сугубо женская территория: в отделке розовый и золотой, на окнах сложные ламбрекены с кистями, на шкафу — чайный сервиз. Однако центральное место в помещении занимает большой письменный стол с тумбами для бумаг и удобным креслом-корытцем. По периметру стола можно разглядеть функциональное ажурное ограждение. Слева стоит диван-канапе с асимметричной спинкой и колёсиками, справа у большого зеркала — целый «оазис» в цветочных горшках, увеличенный вдвое зеркальным отражением.
Неизвестный художник. Кабинет-гостиная в доме М.Т. Пашковой в Санкт-Петербурге. 1830-е
На выставке представлены две крупные серии акварелей, иллюстрирующих интерьеры целых домов: дворца московского генерал-губернатора Сергея Александровича Романова и виллы (дачи) княгини Зинаиды Юсуповой. Оба дома сохранились до наших дней, но исторические интерьеры, к сожалению, нет. Поэтому особенно интересно увидеть их на рисунках, передающих не только быт и атмосферу того времени, но и черты личности именитых владельцев.
Парадные помещения дома московского генерал-губернатора , безусловно, впечатляют художественной целостностью и роскошным оформлением, но для дизайнеров-практиков, пожалуй, любопытнее будет заглянуть в частные покои дома Романовых. Скажем, в туалетную комнату великого князя Сергея Александровича, брата Александра III и дяди Николая II . Оборудованная водопроводом с краном и раковинами, она, тем не менее, выглядит как картинная галерея: на стенах плотная развеска портретов предков и родственников, святых и героев, на полу — ковровое покрытие, справа виднеется софа в атласной обивке. Хотя, если представить комнату без картин, окажется, что она оформлена весьма функционально и без пафоса.
И.И. Нивинский. Туалетная комната великого князя Сергея Александровича в доме московского генерал-губернатора. 1905
Жена Сергея Александровича, великая княгиня Елизавета Фёдоровна, по происхождению была немецкой принцессой, после замужества перешла в православие. При жизни отличалась набожностью и милосердием, после революции была убита, а спустя много лет — прославлена в лике святых новомучеников. Два рисунка, выполненные в 1904—1905 годах, хорошо характеризуют личность этой уникальной женщины, знатной дамы и в то же время человека, обладающего качествами святого.
Молитвенный уголок в спальне супругов оформлен очень уютно и со вкусом. В углу — традиционные канонические иконы в большом резном киоте-складне. По стенам — картины на религиозную тему и иконы, помещённые в рамы для живописи. Видно, что хозяйка была в курсе новых открытий христианского мира — на правой стене выше всех изображений находится копия лика Христа с Туринской плащаницы, которая впервые была представлена широкой общественности в 1898 году, после получения фотографических снимков.
И.И. Нивинский. Опочивальня великого князя Сергея Александровича и великой княгини Елизаветы Фёдоровны в доме московского генерал-губернатора. Уголок с дубовым резным киотом и иконами. 1904
А это будуар великой княгини — царство текстиля и света, укромное, глубоко личное пространство. Стены покрыты цветной материей, двери и окна обрамлены шторами; столик, кресло, пуфик закутаны в ткани целиком; на полу ковёр, лампа в зелёной «юбочке» с рюшами. То тут, то там лежат белые воздушные салфетки с вышивкой ришелье. Контрастно выглядит стоящий справа монументальный туалетный стол из дерева. Интересна вертикальная картина над трельяжем, больше похожая на плакат или большую книжную иллюстрацию, изображающую русскую деревню зимой.
И.И. Нивинский. Будуар великой княгини Елизаветы Фёдоровны в доме московского генерал-губернатора. 1905
Кстати, на выставке экспонируются не все работы из альбома интерьеров княжеской четы Сергея Александровича и Елизаветы Фёдоровны. Полный цикл можно увидеть в каталоге выставки.
Перед тем как перейти к рассказу о втором доме, которому посвящена серия работ, давайте посмотрим ещё один кабинет. Невозможно было пройти мимо и никак о нём не упомянуть. Это кабинет-библиотека в особняке фабриканта К.О. Жиро в Москве . Клавдий Осипович приехал из Франции и основал в Москве ткацкую фабрику, ставшую в дальнейшем одной из крупнейших в России. Комната безупречна своей расстановкой мебели, симметричностью и композиционной уравновешенностью. Каждый предмет и предметик находится в нужном месте и в чёткой связи с другими предметами . Целостность достигается также за счёт использования одинаковой ткани для дивана, стульев и портьер.
А. Тейх. Кабинет-библиотека в особняке К.О. Жиро в Москве. 1898
Княгиня Зинаида Ивановна Юсупова , виллу (дачу) которой зарисовал художник, — это не та голубоглазая брюнетка с портрета Серова, а её бабушка. Тоже невероятная красавица и утончённая аристократка, первая дама на петербургских балах. Роскошная дача в Царском Селе была построена придворным архитектором И.А. Монигетти в стиле необарокко, а интерьеры оформлены в различных стилях. Автором альбома с видами внутренних помещений является один из ведущих акварелистов того времени, Василий Садовников — тоже придворный, но художник. Род Юсуповых был настолько влиятелен и состоятелен, что мог себе позволить пользоваться услугами специалистов, которые трудились для императоров.
В.С. Садовников. Гостиная в китайском стиле. Вилла (дача) княгини З.И. Юсуповой в Царском Селе. 1872
Садовников работал как настоящий профессионал. Сначала он делал карандашные наброски всех деталей интерьера. Затем чертил перспективу комнаты и создавал общий, универсальный ракурс, синтезируя его из нескольких вариантов. Потом рисовал набросок интерьера, точно распределяя предметы в новом, «синтезированном» из нескольких ракурсов, изображении, добиваясь максимального охвата помещения и отсутствия искажений. В самом конце всё раскрашивал. В итоге получалась идеальная подача интерьера, с развёрнутой панорамой комнаты и коррекцией геометрических искажений.
В общем, художник делал вручную то, что сегодня называется панорамной фотографией, собранной из отдельных снимков, а также цифровой коррекцией изображения, осуществляемой при помощи алгоритмов компенсации в графических редакторах.
В.С. Садовников. Гостиная в стиле Людовика XVI . Вилла (дача) княгини З.И. Юсуповой в Царском Селе. 1872
Помните, в начале статьи мы обещали рассказать про ещё один очень важный момент, почему фотоаппарат XIX века не смог победить акварельные интерьеры? Вот именно поэтому. Фотоаппарат тогда так не мог. Не мог «схватить» большое пространство максимально широко, создать целостный ракурс без геометрических искажений, сохранить гармоничный вид каждого предмета. Всё это стало возможным только в цифровую эпоху, с появлением программ по постобработке фотографий.
А тогда... А тогда, видимо, просто очень любили свои дома, необычную «интерьерную» красоту и милые сердцу вещи, — любили настолько, что не желали довольствоваться чёрно-белыми условностями и небольшими фрагментами. Нет, нужны были и цвет, и воздух, и высокий потолок, и часы на камине, и композиции из растений — всё по максимуму. А раз и художники были талантливы, могли это передать — то вот и проявлялась любовь к интерьеру во всей полноте, через подробные акварельные «портреты». Нам остаётся только искренне порадоваться, ведь благодаря тому, что графический интерьерный жанр не был побеждён прогрессом, мы можем и спустя сотни лет наслаждаться красотой русского дома.
Г.Г. Гагарин. Анфилада комнат в неизвестном особняке. 1830-1840-е
Выставка «Интерьеры в русской графике XIX — начала XX века. Из собрания Государственного исторического музея» открыта до 28 ноября 2016 года по адресу: Москва, Красная Площадь, д. 1.
Несмотря на противоречивый характер этого объединения, в ряде областей его мастера достигли серьезных успехов. Неоспоримы заслуги «Мира искусства» в развитии графики, в борьбе за высокую культуру оформления книги. Второе поколение «мирискусников» менее занято проблемами станковой картины, их интересы лежат в графике, в основном книжной. Во втором поколении «мирискусников» были крупные индивидуальности (Кустодиев, Судейкин, Серебрякова, Чехонин, Григорьев, Яковлев, Шухаев, Митрохин и др.).
Первое поколение:
Идейным вождем «Мира искусства» был Александр Николаевич Бенуа (1870–1960).
Бенуа-иллюстратор (Пушкин, Гофман) – целая страница в истории книги. В отличие от Сомова Бенуа создает иллюстрацию повествовательную. Плоскость страницы для него не самоцельна. Иллюстрации к «Пиковой даме» были скорее законченными самостоятельными произведениями, не столько «искусство книги», по определению А.А. Сидорова, сколько «искусство в книге». Шедевром книжной иллюстрации явилось графическое оформление «Медного всадника» (1903,1905,1916,1921–1922, тушь и акварель, имитирующие цветную гравюру на дереве). В серии иллюстраций к великой поэме главным героем становится архитектурный пейзаж Петербурга, то торжественно-патетический, то мирный, то зловещий, на фоне которого еще ничтожнее кажется фигура Евгения. Так Бенуа выражает трагический конфликт между судьбами российской государственности и личной судьбой маленького человека.
Ведущим художником «Мира искусства» был Константин Андреевич Сомов (1869–1939). Сомову принадлежит серия графических портретов его современников – интеллектуальной элиты (В. Иванов, Блок, Кузмин, Соллогуб, Лансере, Добужинский и др.), в которых он употребляет один общий прием: на белом фоне – в некой вневременной сфере – рисует лицо, сходство в котором достигается не через натурализацию, а смелыми обобщениями и метким отбором характерных деталей. Это отсутствие примет времени создает впечатление статичности, застылости, холодности, почти трагического одиночества. Он оформил монографию С. Дягилева о Д. Левицком, сочинение А. Бенуа о Царском Селе. Книга как единый организм со своим ритмическим и стилевым единством была поднята им на необычайную высоту. Сомов – не иллюстратор, он «иллюстрирует не текст, а эпоху, пользуясь литературным приемом как трамплином», –писал о нем А.А. Сидоров, и это очень верно.
Третьим в ядре «Мира искусства» был Лев Самуилович Бакст (1866–1924). Он пришел в «Мир искусства» из Академии художеств, затем исповедовал стиль модерн, примыкал к левым течениям в европейской живописи. На первых выставках «Мира искусства» он экспонировал ряд живописных и графических портретов (Бенуа, Белого, Сомова, Розанова, Гиппиус, Дягилева), где натура, предстоящая в потоке живых состояний, преображалась в некое идеальное представление о человеке-современнике. Бакст создал марку журнала «Мир искусства», ставшую эмблемой дягилевских «Русских сезонов» в Париже. В графике Бакста отсутствуют мотивы XVIII в. и усадебные темы. Он тяготеет к античности, причем к греческой архаике, толкованной символически.
Особенно много сил и внимания отдавал этому специфическому искусству Евгений Евгеньевич Лансере (1875 - 1946). Русская литературная иллюстрация не знала ранее такого богатства изобразительных мотивов в их гармонической связи с книгой и книжной страницей, не достигала такого умелого сочетания содержательности и декоративности рисунка, высокой культуры книги, какой добились лучшие графики этого периода. Одно из лучших созданий Лансере – 70 рисунков и акварелей к повести Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат» (1912–1915), которые Бенуа считал «самостоятельной песней, прекрасно ввязывающейся в могучую музыку Толстого». Лансере создал ряд акварелей и литографий Петербурга («Калинкин мост», «Никольский рынок» и др.). Архитектура занимает огромное место в его исторических композициях («Императрица Елизавета Петровна в Царском Селе», 1905, ГТГ). Можно сказать, что в творчестве Серова, Бенуа, Лансере был создан новый тип исторической картины – она лишена фабулы, но при этом прекрасно воссоздает облик эпохи, вызывает множество историко-литературных и эстетических ассоциаций.
В графике Мстислава Валериановича Добужинского (1875– 1957) представлен не столько Петербург пушкинской поры или XVIII века, сколько современный город, который он умел передать с почти трагической выразительностью («Старый домик», 1905, акварель, ГТГ), равно как и человека – обитателя таких городов («Человек в очках»: одинокий, на фоне унылых домов печальный человек, голова которого напоминает череп). Урбанизм будущего внушал Добужинскому панический страх. Он много работал и в иллюстрации, где самым замечательным можно считать его цикл рисунков тушью к «Белым ночам» Достоевского (1922).
Для некоторых «мирискусников», однако, настоящим переворотом в мировоззрении явилась первая русская революция. Мобильность и доступность графики вызвала ее особую активность в эти годы революционной смуты. Возникло огромное число сатирических журналов (подсчитано 380 наименований с 1905 по 1917 г.). Своей революционно-демократической направленностью выделялся журнал «Жало», но наиболее крупные художественные силы группировались вокруг «Жупела» и его приложения «Адская почта». Неприятие самодержавия объединило либерально мыслящих художников самых разных направлений. В одном из номеров «Жупела» Билибин помещает карикатуру «Осел в 1/20 натуральной величины»: в рамке с атрибутами власти и славы, где обычно помещали изображение царя, нарисован осел. Лансере в 1906 г. печатает карикатуру «Тризна»: царские генералы в мрачном застолье слушают не поющих, а орущих солдат, стоящих навытяжку. Добужинский в рисунке «Октябрьская идиллия» остается верен теме современного города, только в этот город врываются зловещие приметы событий: окно, разбитое пулей, валяющаяся кукла, очки и пятно крови на стене и на мостовой. Кустодиев исполнил ряд карикатур на царя и его генералов и исключительные по остроте и злой иронии портреты царских министров – Витте, Игнатьева, Дубасова и пр., которых он так хорошо изучил, помогая Репину в работе над «Государственным Советом». Достаточно сказать, что Витте под его рукой предстает шатающимся клоуном с красным знаменем в одной руке и царским флагом – в другой.
Но самыми выразительными в революционной графике тех лет следует признать рисунки В.А. Серова. Его позиция была совершенно определенной во время революции 1905 г. Революция вызвала к жизни целый ряд карикатур Серова: «1905 год. После Усмирения» (Николай II с ракеткой под мышкой раздает георгиевские кресты усмирителям); «Урожай» (на поле в снопы уложены винтовки). Самая знаменитая в этом ряду композиция «Солдатушки, бравы ребятушки! Где же ваша слава?» (1905, ГРМ). Здесь в полной мере проявились гражданская позиция Серова, его мастерство, наблюдательность и мудрый лаконизм рисовальщика. Серов изображает начало атаки казаков на демонстрантов 9 января 1905 г. На заднем плане общей массой даны демонстранты; спереди, у самого края листа, крупно – отдельные фигуры казаков, а между первым и задним планом, в центре – призывающий их в атаку офицер на коне, с саблей наголо. Название как бы заключает в себе всю горькую иронию ситуации: русские солдаты подняли оружие на свой народ. Так было и так это трагическое событие виделось не только Серову из окна его мастерской, но и (позволим себе выразиться фигурально) из глубины либерального сознания русской интеллигенции в целом. Русские художники, сочувствующие революции 1905 года, не знали, на пороге каких катаклизмов отечественной истории они стоят. Встав на сторону революции, они предпочли, условно говоря, террориста-бомбиста (из наследников нигилистов-разночинцев, «с их навыками политической борьбы и идеологической обработки широких слоев общества», по верному определению одного историка) городовому, стоящему на охране порядка. Они не ведали, что «красное колесо» революции сметет не только ненавистное им самодержавие, но и весь уклад русской жизни, всю русскую культуру, которой они служили и которая была им дорога.
