какая тема поэмы ахматовой реквием и получил лучший ответ
Ответ от NB.[гуру]
Памятником страшной эпохе стал «Реквием» , посвященный самым» проклятым датам» массовых убийств, когда вся страна превратилась в единую тюремную очередь, когда каждая личная трагедия сливалась с национальной.
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных «марусь».
Лирическая героиня – обобщенный образ русской женщины. Мать жалеет сына, принявшего на себя грехи людей, но и гордится им. Эта поэма – последняя надежда на справедливость:
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла.
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
Что случилось, не пойму.
Как к тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели…
Ахматова создала великий памятник народному горю, всем тем, кто был замучен и обездолен, тем, кто стоял вместе с ней в очередях:
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов...
Больше всего внимания в «Реквиеме» уделяется трагедии личностной, то есть тому, как лирическая героиня переносит мучения. Потеря близких чрезвычайно сильно влияет на человека, его душу. Ахматова ожидала приговора сыну – Льву Гумилёву. Она пережила всё сама и написала то, что чувствовала. Несомненно, то же ощущали и другие матери, чьи сыновья были в «каторжных норах». Если они вообще что-нибудь ощущали. Ведь во вступлении в поэму Ахматова пишет: «...очнулась от свойственного нам всем оцепенения».
Приговор. И сразу слёзы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идёт... шатается... одна...
Вроде бы и живёт, раз «идёт... шатается» , но «жизнь из сердца» вынули. А что живёт в сердце? Разве не человеческая душа? Что же получается? Душа гибнет, а тело – нет. Вот и пишет Ахматова в главе «Приговор»:
И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
А после идут очень, я бы даже сказала, слишком спокойные строки: У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
Как будто лирическая героиня составляет список дел на ближайшее время, как домохозяйка – список покупок. Никаких эмоций, «ведь» она «была готова». Только, по-моему, к этому нельзя подготовиться. Просто невозможно. До какой же степени должна «окаменеть душа» , покрыться непробиваемой коркой безразличия, ненависти? Евангельский сюжет, на который А. сочла себя вправе опереться, расширяет масштабы «Реквиема» до всечеловеческого масштаба. С этой точки зрения стихотворения «Распятие» можно считать поэтико-философским центром всего произведения, хотя и помещено оно непосредственно перед «Эпилогом». Лирическая героиня обращается к смерти, просит её прийти. Женщине «всё равно теперь». Уверена, каждая мать у стен Крестов не раз всерьёз задумывалась о смерти, способной избавить от мучений и дать покой.
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть чёрные сукна покроют
И пусть унесут фонари.
Ночь.
Заключительная часть «Реквиема» развивает хорошо известную в русской литературе тему Памятника, приобретающую под пером Ахматовой совершенно необычный – глубоко трагический – облик и смысл. Можно сказать, что никогда – ни в русской, ни в мировой литературе – не возникало столь необычного образа – памятника Поэту, стоящему, по его же желанию, у тюремной стены. Это поистине Памятник всем жертвам репрессий.
«Матери! Матери! Зачем вы покорились дикой человеческой памяти, примирились с насилием и смертью? Ведь больше всех, мужественней всех страдаете вы о своем первобытном одиночестве в своей священной и звериной тоске по детям» /В Астафьев/
Ответ от Ella Kuznetsova
[гуру]
А лучше всего прочтите сам "Реквием" - это вершина русской поэзии 20 века. И всего-то несколько страниц.
ссылка
И всё понятно.
Ответ от Lera
[гуру]
Ответ от Анастасия Осетрова
[эксперт]
- Если для школы отчитаться, начните отсюда "...Главная мысль поэмы «Реквием» - выражение народного горя. "
Если мало, то.. .
», показавшая одну из самых трагических страниц русской истории - время репрессий.
- Это было, когда улыбался
- Только мертвый, спокойствию рад.
- И ненужным привеском болтался
- Возле тюрем своих Ленинград.
Ахматова смогла показать через восприятие личного горя трагедию целого поколения, всей страны.
- Паровозные пели гудки,
- Звезды смерти стояли над нами,
- И безвинная корчилась Русь
- Под кровавыми сапогами
- И под шинами черных марусь.
Поэма написана в разные периоды времени, с 1935 по 1940 год. Она как бы собрана из осколков зеркала - отдельных главок, героиня Ахматовой порой сливается с личностью рассказчика, автора. Это несчастная, истерзанная горем женщина постепенно приходит к убеждению, что она обязана все рассказать потомкам. Нельзя унести с собой правду об этом страшном времени, умолчать, сделать вид, что ничего не было. Это не должно повториться.
- И не позволит ничего
- Оно мне унести с собою.
- Как ни упрашивай его
- И как ни докучай мольбою.
Личное горе поэта усиливается от сознания того, что так же страдают сотни, тысячи, что это целого народа.
- Опять поминальный приблизился час.
- Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
- И ту, что едва до окна довели,
- И ту, что родимой не топчет земли,
- И ту, что, красивой тряхнув головой,
- Сказала: «Сюда прихожу, как домой!»
- Хотела бы всех поименно назвать,
- Да отняли список, и негде узнать.
Поражаешься силе и стойкости этой маленькой женщины, на плечи которой легли такие тяжкие испытания. Ахматова смогла достойно вынести все невзгоды, выпавшие на ее долю, и не просто пережить их, а вылить в такие замечательные стихи, прочитав которые невозможно забыть:
- Эта женщина больна,
- Эта женщина одна,
- Муж в могиле, сын в тюрьме,
- Помолитесь обо мне.
У Анны Ахматовой хватает силы воли вспомнить прекрасную , улыбнуться горькой усмешкой своему беззаботному прошлому. Может быть, в нем она черпала силы пережить этот ужас и запечатлеть его для потомков.
- Показать бы тебе, насмешнице
- И любимице всех друзей,
- Царскосельской веселой грешнице,
- Что случится с жизнью твоей
- Как трехсотая с передачею,
- Под Крестами будешь стоять
- И своею слезою горячею
- Новогодний лед прожигать.
Благодаря гражданскому мужеству Ахматовой, Солженицына, Шаламова и других честных людей, мы знаем правду об этом времени, надеемся, что такое никогда не повторится. А иначе зачем все эти жертвы, неужели напрасно?!
- Семнадцать месяцев кричу,
- Зову тебя домой,
- Кидалась в ноги палачу,
- Ты сын и ужас мой.
- Все перепуталось навек,
- И мне не разобрать
- Теперь, кто зверь, кто человек,
- И долго ль казни ждать.
Во «Вступлении» Ахматова рисует яркий образ Ленинграда, который представлялся ей «болтающимся привеском» возле тюрем, «осужденных полки», которые шли по улицам города, «звезды смерти», стоявшие над ним. Кровавые сапоги и шины «черных марусь» (так называли машины, приезжавшие по ночам арестовывать горожан) раздавили «безвинную Русь». И она лишь корчится под ними.
Перед нами проходит судьба и сына, образы которых соотнесены с евангельской символикой. Ахматова расширяет временные и пространственные рамки сюжета, показывая общечеловеческую трагедию. Мы то видим простую женщину, у которой ночью арестовывают мужа, то библейскую Мать, Сына которой распяли. Вот перед нами простая русская женщина, в памяти которой навсегда останется плач детей, оплывшая свеча у божницы, смертный пот на челе любимого человека, которого уводят на рассвете. Она будет плакать по нему так же, как когда-то под стенами Кремля плакали стрелецкие «женки». То вдруг пред нами , так похожей на саму Ахматову, которая не верит, что все происходит именно с ней - «насмешницей», «любимицей всех друзей», «царскосельской веселой грешницей». Разве могла она когда-нибудь подумать, что будет стоять трехсотой в очереди в Кресты.
А потом звучит приговор - «каменное слово», и надо убить память, сделать окаменелой душу и снова учиться жить. И мать вновь думает о смерти, только теперь о своей. Она кажется ей спасеньем, и не важно, какой она примет вид: «отравленного снаряда», «гирьки», «тифозного чада», - главное, что она избавит от страданий и от душевной пустоты. Эти страдания сравнимы лишь со страданиями Матери Иисуса, также потерявшей Сына.
Но понимает Мать, что это только безумие, ведь смерть не позволит унести с собой
Ни сына страшные глаза - Окаменелое страданье,
- Ни день, когда пришла ,
- Ни час тюремного свиданья,
- Ни милую прохладу рук,
- Ни лип взволнованные тени,
- Ни отдаленный легкий звук
- Слова последних утешений.
- Значит, надо жить.
В поэме А. Ахматова показала свою причастность к судьбе страны. Известный прозаик Б. Зайцев, прочитав «Реквием», сказал: «Можно ль было предположить... что хрупкая эта и тоненькая женщина издаст такой вопль - женский, материнский, вопль не только о себе, но и обо всех страждущих - женах, матерях, невестах, вообще обо всех распинаемых?» И невозможно лирической героине забыть матерей, вдруг ставших седыми, вой старухи, потерявшей сына, громыхание «черных марусь». И звучит по всем погибшим в страшное время репрессий поэма «Реквием» как поминальная . И пока будут слышать ее люди, потому что вместе с ней кричит весь «стомильонный народ», не повторится той трагедии, о которой рассказывает А. Ахматова.
Посвящение
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат —
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор… И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет… Шатается… Одна…
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
Вступление
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе… Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари…
Ночь.
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей —
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука — а сколько там
Неповинных жизней кончается…
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то… Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
К смерти
Ты все равно придешь — зачем же не теперь?
Я жду тебя — мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой,-
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою):
Ни сына страшные глаза —
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук —
Слова последних утешений.
Распятие
Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящия.
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Эпилог
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Анализ поэмы «Реквием» Ахматовой
О страшном периоде сталинских репрессий написано немало научных исследований. Ему посвящено множество художественных произведений. Среди них самыми яркими являются личные воспоминания и впечатления непосредственных свидетелей этих событий. А. Ахматова на себе ощутила всю боль и страх, производимые этой «кровавой мясорубкой». Поэма «Реквием» через личный опыт поэтессы передает весь ужас тех лет.
Поэма создавалась в течение долгого времени. Вступление и первая часть написаны в 1935 г., сразу же после первого ареста единственного сына Ахматовой – Льва. Поэтесса при помощи Пастернака написала письмо лично Сталину и добилась освобождения сына, но карательные органы не оставили их в покое. В 1938 г. произошел второй арест. На этот раз унизительная мольба Ахматовой не принесла результата. Льва приговорили к ссылке в сибирские лагеря. В течение двух лет поэтесса продолжала создавать поэму, ставшую ее интимным дневником, отражающим все чувства и переживания. В условиях тотального контроля Ахматова не решалась записывать стихотворение. Она запоминала строки и читала их только самым близким людям.
Сюжет поэмы «Реквием» основан на нахождении Ахматовой в тюремной очереди. В таких очередях она провела почти полтора года. В этом униженном ожидании встречалось множество матерей и жен, выкинутых из общества за сфабрикованные преступления своих мужчин. В предисловии к поэме Ахматова вспоминает, что в очереди ее узнала одна женщина и попросила описать происходящее.
В «Посвящении», предваряющем поэму, поэтесса описывает свое тяжелое, как камень, горе, охватившее душу сразу после вынесения приговора. Она обращается с приветствием к своим «невольным подругам» по тюремной очереди, оказавшимся теперь связанным навеки общей бедой.
«Реквием» не имеет четкой хронологии. Отдельные части отмечены датами, но они непоследовательны. Это не играет большой роли. Два страшных года воспринимаются как целостная картина личной трагедии на фоне всенародного горя. Можно выделить некоторые главные мотивы произведения.
Ахматова подчеркивает огромный масштаб репрессий через количество («осужденных полки») и исторические параллели («корчилась Русь», «стрелецкие женки»). Поэтесса использует религиозную символику. В стране победившего атеизма вера выступает в роли еще одной жертвы режима. Полностью посвящена этому часть поэмы «Распятие», в которой страдания всех матерей трогательно сравниваются с горем Богородицы.
К финалу в поэме нарастает мотив обреченности, невозможности какого-либо сопротивления. Ахматова видит спасение только в смерти, но подозревает, что и она не даст окончательного избавления от всепоглощающего страха. Поэтесса считает, что лучшим признанием ее заслуг перед русской поэзией будет памятник у тюремных стен, который будет вечным напоминанием живущим о том страшном и беспощадном времени.
Любить эту землю было для Ахматовой совсем не просто, потому что именно здесь, на родной земле, приходилось испытывать муки, которые не поддавались никаким сравнениям. Сама родина была тут, разумеется, ни при чем, но от осознания этого не становится легче.
Стоя в очереди у стен тюрьмы, где был заточен ее сын, Ахматова услыхала полушепотом произнесенный вопрос: «А это вы можете описать?» - и ответила: «Могу».
Так рождались стихотворения, вместе составившие «Реквием» - поэму, которая стала данью скорбной памяти о всех безвинно загубленных в годы сталинского произвола. Спустя два десятилетия после завершения ей был предпослан эпиграф, в котором позиция Ахматовой в жизни и в поэзии получила итоговую - поразительную по суровой строгости и выразительному лаконизму - характеристику:
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Дважды повторяющееся слово чуждый дважды отвергается, перечеркивается словами мой народ: прочность слияния судеб народа и его поэта проверяется общим для них несчастьем.
О том, почему Ахматова не могла не написать «Реквием», сказано ею в кратком предисловии к поэме: это был ее долг перед теми, вместе с кем она провела «семнадцать месяцев в тюремных очередях Ленинграда».
В русской поэзии найдется немного стихов, где с такой же силой был бы выражен ужас потери, выражено горе, заставляющее усомниться в возможности (и необходимости) собственного существования, проникающее, кажется, во все поры тела, лишающее человека душевных сил. Подробности происходящего воспроизводятся с обычной для Ахматовой достоверностью, но оказываются столь страшными, что позволяют почувствовать леденящее дыхание смерти. «Уводили тебя на рассвете, За тобой, как на выносе, шла...», «На губах твоих холод иконки, Смертный пот на челе... He забыть!», «И прямо мне в глаза глядит, и скорой гибелью грозит Огромная звезда». Обращенная к смерти мольба: «Ты все равно придешь - зачем же не теперь? Я жду тебя - мне очень трудно» - является одной из высших точек развития лирического сюжета в поэме.
Острая боль, которой вызваны к жизни строки поэмы, не мутит зрения. Она, без преувеличения, заливает мир, и в этом - страшная правда времени, о котором идет здесь речь. Масштабы трагедии заданы уже первыми строками посвящения к поэме: «Перед этим горем гнутся горы, He течет великая река...» И раньше, чем прозвучат слова «помолитесь обо мне», возникает образ всеобщей беды: «Подымались, как к обедне ранней, По столице одичалой шли, Там встречались, мертвых бездыханней, Солнце ниже и Нева туманней, А надежда все поет вдали». Ho избранному поэтом жанру - реквиему, звучащему во время заупокойной службы, и эти вселенские рамки оказываются слишком узкими: трагедия, о которой идет речь в поэме, вызывает в памяти самое страшное из преступлений, которые знает человечество, - распятие Христа. И здесь Ахматова сумела разглядеть горе Матери, о котором даже сказать страшно: «...Туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел».
Черты создаваемого в поэме обобщенного человеческого портрета («Узнала я, как опадают лица, Как из-под век выглядывает страх, Как клинописи жесткие страницы Страдание выводит на щеках...») становятся здесь чертами облика эпохи. Ее приметы множатся, и каждая из них увидена, пережита и вместе с тем словно бы находится уже за гранью реального. Слова о безумии, которое «крылом души закрыло половину», относятся уже не только к той, кого настигла беда, но к самому времени, когда, «обезумев от муки, Шли уже осужденных полки». Правда жизни в стихах нигде не нарушается ни в большом, ни в малом. Ho при этом грань между реальностью и кошмаром размывается - уже «не разобрать теперь, кто зверь, кто человек».
Крик боли прорывается, но предпочтение отдается слову, сказанному негромко, на пределе душевных сил. Сказанному шепотом - так, как говорили в той страшной очереди. Оттуда же и особенности строя стихотворной речи, не бьющей на эффект, обращенной к «невольным подругам» пережитых поэтом «двух осатанелых лет» и сотканной «из бедных, у них же подслушанных слов».
Бедность бедности рознь, и здесь она не от ограниченности, не от замкнутости на собственном горе, а от того, что смысл жизни человека сведен к немногим понятиям и рамки ее очерчены очень жестко. Каждое из этих немногих, что еще остались в употреблении, слов наполнено огромным смысловым и эмоциональным содержанием:
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Слово, которым в ту страшную пору именовали везущие осужденных машины, Русь и звезды в небе над нею оказываются здесь деталями одной картины. И кровавые сапоги вовсе не метафора, а одно из орудий тогдашнего так называемого следствия. Нужды в метафорах, в сложной образности нет там, где появляются слова: смерть, корчиться (от боли), кровавый, черный. И строка «...безвинная корчилась Русь» тоже не воспринимается здесь как метафора - это скупое и точное определение.
Устами поэта говорит народ - убежденность в этом в поэме Ахматовой реализуется впрямую: «...Мой измученный рот, Которым кричит стомильонный народ». Только этот крик едва выдавливается из сдавленного ужасом горла: он едва слышен, но от этого становится еще страшнее.
Впрочем, не только уста, продолжая кричать, онемевают: в «Реквиеме» психологически точно воссоздано состояние, когда сама жизнь становится для человека обузой. Ho здесь и смерть - желанный, но недоступный для человека способ освобождения от ужаса обрушившейся на него кары за несовершенные им грехи. Есть нечто пострашнее смерти: «...Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить».
Нигде в поэме Ахматова не бросает вызов, обвинение палачам, не грозит возмездием. Страшным обвинением эпохе беззакония звучит вся поэма, и нет необходимости специально выделять в ней обвинительные заключения - таким заключением может быть, без преувеличения, едва ли не каждая строка. «Легкие летят недели, Что случилось, не пойму. Как тебе, сынок, в тюрьму Ночи белые глядели...» И «легкие недели», и «ночи белые» - все это привычные для лирики Ахматовой образы, но здесь они переосмыслены, наполнены другим - жутким - содержанием. Нежное слово «сынок», встав рядом со словом «тюрьма», звучит не радостно, а горько. И у белых ночей, с которыми связано представление об очаровании северной столицы, неожиданно оказывается «ястребиное жаркое око»: здесь слова наполнены новым - страшным - смыслом. Белые ночи давно уже стали символом поэзии, разлитой в самом петербургском воздухе: здесь они говорят о смерти. Стоящие далее слова «крест высокий», служа напоминанием о распятии, позволяют ощутить истинный смысл (масштабность!) свершающегося.
Она апеллирует к истории, в которой закрепляется память: она надеется на поминание. Ho именно тут обнаруживается, что о смирении, о покорности и всепрощении в поэме нет и речи. Простой обычай поминания, освященный именем распятого Сына Божьего, но уже воспринимающийся в житейском плане, является буквально воплощением благодарной и неоскудевающей памяти.
«Реквием» прочитывается как заключительное обвинение по делу о страшных злодеяниях кровавой эпохи. Однако предъявляет эти обвинения не поэт, а время, которое, все расставляя на свои места, непременно воздвигнет памятник безвинно погибшим, но еще и тем, в чьих жизнях отразилась их трагическая судьба. Потому-то так эпически величаво - внешне спокойно, сдержанно - звучат заключительные строки поэмы, где сама природа, поток времени, ощутимый, как течение державной реки, выносят свой суд человеку, его судьбе и деяниям: «И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли».
В основе поэмы «Реквием» Анны Ахматовой лежит личная трагедия поэтессы. Анализ произведения показывает, что написано оно под влиянием пережитого в период, когда Ахматова, простаивая в тюремных очередях, пыталась узнать о судьбе своего сына Льва Гумилёва. А он трижды арестовывался властями в страшные годы репрессий.
Писалась поэма в разное время, начиная с 1935 года. Долго это произведение хранилось в памяти А.Ахматовой, читала только друзьям. А в 1950 поэтесса решилась записать его, но опубликовалось оно только в 1988 году.
По жанру «Реквием» задумывался как лирический цикл, а позднее уже был назван поэмой.
Композиция произведения сложная. Состоит из таких частей: «Эпиграф», «Вместо предисловия», «Посвящение», «Вступление», десять глав. Отдельные главы имеют название: «Приговор» (VII), «К смерти» (VIII), «Распятие» (X) и «Эпилог».
В поэме речь идёт от имени лирического героя. Это «двойник» поэтессы, авторский приём выражения мыслей и чувств.
Главная идея произведения - выражение масштабов народного горя. Эпиграфом А.Ахматова берёт цитату из своего же стихотворения «Так не зря мы вместе бедовали» . Словами эпиграфа выражена народность трагедии, причастность к ней каждого человека. И дальше в поэме продолжается эта тема, но масштаб её достигает громадных размеров.
Анна Ахматова для создания трагического эффекта употребляет практически все стихотворные размеры, различный ритм, а также разное количество стоп в строках. Этот её личный приём помогает остро ощутить события поэмы.
Автор использует различные тропы, которые помогают осмыслить переживания людей. Это эпитеты: Русь «безвинная» , тоска «смертельная» , столица «одичалая» , пот «смертный» , страданье «окаменелое» , локоны «серебряные» . Много метафор: «лица опадают» , «летят недели» , «перед этим горем гнутся горы» , «песню разлуки паровозные пели гудки» . Встречаются и антитезы: «кто зверь, кто человек» , «И упало каменное сердце на мою ещё живую грудь» . Есть сравнения: «И старуха выла, как раненный зверь» .
В поэме присутствуют и символы: сам образ Ленинграда - наблюдатель горя, образ Иисуса и Магдалины - отождествление со страданиями всех матерей.
После анализа «Реквиема», ознакомьтесь с другими сочинениями:
- «Мужество», анализ стихотворения Ахматовой
- «Сжала руки под темной вуалью...», анализ стихотворения Ахматовой
- «Сероглазый король», анализ стихотворения Ахматовой
- «Двадцать первое. Ночь. Понедельник», анализ стихотворения Ахматовой
- «Сад», анализ стихотворения Анны Ахматовой
